Читать «Горькое вино Нисы (Повести)» онлайн - страница 132

Юрий Петрович Белов

Я усмехнулась. Вздохнув, Керимова велела мне идти. Но я не над ее словами иронизировала — я те стихи вспомнила, которые в умиление меня привели на Новый год: «и пеняй на себя самого». Тогда плакать готова была над этими строчками, а теперь только горькую усмешку вызывают.

Говорят, что Керимова заочно филфак закончила и в университете в одно время с нами училась. Я могла с нею встретиться, может быть, даже встречалась в университетских коридорах. Но тогда скорее всего я смотрела на нее свысока, как на других девчонок из провинции. А теперь она воспитывает меня. Парадокс!

Раньше она, когда училась, контролером тут работала, а потом уже начальником отряда стала. Но она не качество продукции контролировала, а соблюдение требований режима. При краткосрочном свидании, например, присутствует контролер. Вся наша жизнь здесь под контролем. Только при длительном свидании осужденная остается без постоянного подгляда.

Вчера у Антонишиной началось такое свидание с мужем. Трое суток будут они находиться вместе в специальной комнате. Там даже газовая плита есть. Осколочек семейной жизни. И горько, и завидно.

Нинка по этому поводу разошлась:

— Старая курва, сама с мужиком милуется, а у кого нет — тем пропадать, да? Мне, может, это больше требуется.

А ей, Нинке, всего девятнадцатый год. Ее сюда из детской колонии перевели — для дальнейшего отбывания наказания. Вот где довелось ей шагнуть из детства в юность.

Следующая очередь на свидание — ее. Бабка к ней приедет. Не знаю, почему именно бабка, наверное, больше нет никого. Представляю, каково ей, старухе, с такой внучкой.

А мне и вовсе свиданиться не с кем. Пусть это жестоко, но я рада, что мама не дожила до этих дней. Лучше уж я одна…

У меня вообще ничего нет, даже денег на лицевом счету — не заработала. Надо платить за питание, одежду, обувь, белье, нам ведь не бесплатно все это дают. А уж о покупке чего-нибудь в магазине и не думаю. Хотя нет, думаю: когда хоть что-нибудь заработаю, куплю банку шпротов. Помнишь, отец Федор нам принес? Мне тот день, тот вечер, та ночь очень дороги.

Вот это только у меня и осталось — память. Да беда — хорошего позади мало, так что лучше и не вспоминать.

В общем — тоска зеленая.

А про параллельные линии Лобачевский наврал: не пересечься им. Если где-то в бесконечности и пересекутся, то нам-то какой в том прок? Где она, бесконечность? Стена вокруг, запретная зона.

Сейчас я подумала вдруг, что это ты, а не я в колонии, — и сердце защемило: тебе-то за что все бы это? Разве благородство может быть так оплачено? Не понимаю, как могла тогда согласиться. Одно утешает, что после встречи с твоей мамой пошла и рассказала все. Пусть каждый получает свое. Керимова права: не по ошибке, не по чужой воле я здесь. Только думать об этом больно. И не думать уже нельзя. Заколдованный круг.

Прощай, Сережа.

Хоть ты не осуждай осужденную.

Маме привет передавай. Вера.

21 января.

Сережа, милый мой, хороший, терпеливый человек!

Ты прости меня, я и сама не знаю, что со мной, что я такое тебе писала, ерунду какую-то, всхлипы, бред свой. А у тебя хватало такта не замечать этого, каждое твое письмо добром пронизано. Я все думаю: ну, что это, зачем я тебе? И боюсь догадки; а если это любовь?.. Ведь есть же, есть на свете и любовь и счастье! Только часто мы проходим мимо, не замечал, не подозревая, что это оно и есть. Нам кажется, что Любовь и Счастье являются в ярких королевских одеждах, в сиянии, блеске, под волшебную музыку. Оттого и ждем необычного, упускаем свое, настоящее, земное. А оно и есть подлинное. Его и разглядеть надо, и оценить, и беречь пуще жизни. Не за сказочной жар-птицей гоняться, а дорожить тем хорошим, что дает нам жизнь. В жизни же ох как много хорошего!