Читать «Горькое вино Нисы (Повести)» онлайн - страница 125
Юрий Петрович Белов
Словом, не судьба нам с тобой. И не трави ты меня письмами, не береди раны. Тут и без тебя каждый в душу лезет. Все учат, воспитывают, перевоспитывают, будто я в самом деле преступница какая. Только чему они тут научить могут? Что имела хорошего — растеряешь, блатной станешь.
Со мной в вагоне с решетками ехала одна. Я ее про себя Сонька Кривая Ручка зову. За разбой осуждена. А еще в нашем отряде есть расхитительницы государственной собственности, взяточницы, спекулянтки, воровки. Вот такая у меня теперь компания. Ну как, отбила охоту писать? И не пиши, адрес мой забудь. Нам обоим лучше будет.
Что доброго мне сделал — за то спасибо, а большего между нами быть ничего не должно, не может ничего быть. Прощай.
Осужденная Вера Смирнова.
28 ноября.
Здравствуй, Сережа!
Неделю назад получила второе письмо, хотела порвать, но не выдержала, прочла. А ответить только сейчас решилась.
Добрый ты, наивный человек! Чего же ты хочешь, чего добиваешься? Зачем нам эта бессмысленная переписка? То, что осталось за КПП, — мое прошлое, никакие нити меня с ним не связывают. Здесь — зона, здесь своя жизнь, здесь мы каждый день черные сатиновые трусы шьем. Вчера трусы, сегодня трусы, завтра тоже будут трусы и послезавтра, и через год… Конца им нет. Мне бы только выдержать, перемучиться все эти годы. Одним днем живу — ни позади, ни впереди ничего нет, только так и можно терпеть.
Нас с Нинкой (я ее Сонькой Кривой Ручкой окрестила) ночью привезли. Из вагона в машину, потом КПП: одна дверь открылась, впустила нас, закрылась, лязгнула за спиной, вторая открылась — вот она, зона. Утром осмотрелась. Стена глухая кругом, а над головой — бездонное небо. А что за стеной — и не представляю даже: может быть степь, может поля, а может, дома стоят, люди живут… Нет для меня мира за стеной. Сизые дикие голуби иногда залетают оттуда. Вольные птицы. Как я им завидую! Будь я горлицей, разве бы когда опустилась сюда? За километр облетала б…
Ну, да ладно об этом.
Когда-то нас учили, что философы, которые противопоставляют общественное и индивидуальное познание и сознание, не могут прийти к истине. Но здесь вспомнила слова Бертрана Рассела (помнишь книгу «Человеческое познание, его сфера и границы»?): «Коллектив знает больше и меньше, чем индивидуум: он знает, как коллектив, все содержание энциклопедии и все вклады в труды научных учреждений, но он не знает тех лежащих близко к сердцу интимных вещей, которые составляют колорит и самую ткань индивидуальной жизни». Может быть, это чистой воды индивидуализм, не знаю. Но все так и есть. Противопоставляй, не противопоставляй, а коллективу не дано понять «лежащее близко к сердцу», потому и одинок человек. Ведь одиночество — это когда тебя не понимают. Я и прежде была одинока, а теперь… Да что там! Глухая стена, колючая проволока, запретная зона — все это через душу пролегло, через сердце. Почтовый ящик. Я и в самом деле точно в ящике заперта, в клетке. И никому нет до меня дела. А мне… — какое дело до них до всех? Я написала «до вас до всех», но поправила — «до них». Все-таки что-то теплится в душе, какое-то живое чувство к тебе, Сережа… Верно твоя мама сказала: ты благородный. А я кругом виновата перед тобой. Но прощения просить не буду. Это только кажется тебе, что ты способен простить меня, что нет в тебе ни злобы, ни ненависти. Не может такого быть. Ты меня презирать должен. Пусть так и будет, не надо игры, притворства, всяких там слов. Забудь меня, построй свое счастье, ты должен быть счастливым.