Читать «Шкура лисы» онлайн - страница 34

Валериан Николаевич Скворцов

Шпионам за шпионами присуще свойство аудиторов. Неудовлетворенность загрызет их, если не будет досконального подтверждения мельчайшему факту. Однако, главное в их ремесле — устройство ловушек, заманивание в западню.

Ловушка для шпиона может оказаться крохотной, словно комар или такой же огромной как Ваганьковское кладбище. Временами капкан имеет отчетливо материализованную форму, а временами и, пожалуй, чаще — не осязаем, лишен овеществленности. Это набор самых невероятных и практически незначительных вещей, людей и явлений, угодив в окружение которых, разведчик становится заметен подобно дичи в инфракрасном прицеле ночного охотника. Набор этот имеет знак математической бесконечности и всемогущ как воля Господа нашего. Его составляют мелочи, сыпучая масса мелочей: давно отмененные предметы в школе, которую вы якобы заканчивали, имя нескромной девушки, обесчещенной на первом курсе университета, количество ламп над бильярдным столом в клубе этого университета, родинка на щеке тетушки и мощность её слухового аппарата, а также точная дата, когда вы возили на кастрацию любимого кота жены ротного командира, и как его звали, не командира, конечно, а кота, поскольку на котов послужных списков, в которых это можно подсмотреть, не составляется…

Охотник за шпионом вооружится всем этим. И поинтересуется в непринужденной обстановке, за пивом: «Ну, как там дело было, старина?» А затем, после импровизаций и очной ставки с портретом, скажем, тоже нескромной, но другой девушки, которую шпион, конечно же, опознает, в официальной обстановке тот же человек задаст вопросы иного, формального характера. Затем — заслуженная оценка профессионального мастерства в закрытом судебном заседании и соответствующее повышение на завершающем этапе разведывательной карьеры: на одну или пару ступень на подиум к электрическому стулу. Или, если угодно, выдвижение: к стенке перед расстрельным взводом. В рассуждении пенсии для своей вдовы шпион провозглашает здравицу в честь нанимателя, то бишь вождя, правого дела или Родины, наконец, и кричит либо — «Включай ток, палач! Да здравствует бессмертное дело Ильича-Рамиреса! Ура!», либо, если пенсия не волнует, «Целься в сердце, ребята! Прощай, Гваделупа и лоснящиеся мулатки! Огонь!»

Дело вкуса…

Случается, конечно, назначают и пожизненный, а то и многократно пожизненный отдых за решеткой, а потом, глядишь, обменивают. Но обменивают исключительных. А большинство людей шпионского ремесла — серые мыши, чья порода выведена для размножения и жизни исключительно в затхлых подпольях.

Столь весело скорее проповедовал, чем преподавал, на Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташева под Брюсселем уже упоминавшийся Николас Боткин, бывший специальный агент ФБР, читавший курс, формально называвшийся «Теория и практика идентификации».

На первое место в качестве эффективного метода идентификации Боткин ставил предательство. Предательство, поучал он, представляется позором только любителям. Добровольцам. Энтузиастам. Молодогвардейцам. Профессионалу плевать на моральные оценки. Он обязан выиграть. Обязан, и все. Это шахматная партия, в которой не выдают только короля. Попался в западню, отдавай любые фигуры, жертвуй без сомнений и угрызений совести, выдавай хоть всех, кого знаешь, ради спасения короля, то есть своего хозяина. «Разведка не армия, — выкрикивал Николас свое любимое поучение. Перерыва в боевых действиях не знает, не до гарнизонных вечеринок со стихами «Жди меня» или застолий в тесной землянке с печуркой, в которой огонь, и тостами насчет того, что сам погибай, а товарища выручай. Выручать приказано шефа, и только, товарищи обойдутся…Операция продолжается!»