Читать «В ожидании кавалера» онлайн - страница 8

А тут еще крики, стук, писк — весь этот бесконечный шум, от которого она умела полностью отключаться. Его тоже мало кто смог бы терпеть изо дня в день.

Разве что какой-нибудь уж самый неприхотливый парень.

Тот, кто убедился, что может выбирать только из тех женщин, что согласятся выбрать его. А таких женщин мало, таких — считай что и нет, такая, может быть, она одна на свете.

Он думал, что она согласится его выбрать. Кого ей выбирать еще? У него был опыт, он не зря прожил свои 39 лет. Кажется, девчонки никогда не кокетничали с ним, и, чтобы не чувствовать себя от этого несчастным, он стал считать отсутствие способности к кокетству достоинством. Ведь до чего приятно, когда девчонка искренна с тобой!

Цветные пуговицы у нее хранились со времен прабабки, и сама она, как будто, сохранилась так хорошо с прабабкиных времен. Ведь, вроде, было время, когда девчонки не кокетничали, не строили парням глазок… А впрочем, ерунда, никогда такого времени не было! А она еще мечтает жить когда-нибудь давно, когда ее любили бы за какие-то там душевные качества. За какие именно? Она ведь не может даже сама себе их перечислить. Никогда она не была бы никому нужна! Разве что — тому, кто понял, что она — такая же, как он. Что они созданы только друг для друга. Какая еще женщина ему подойдет?

Раньше он старался не вспоминать свою первую женщину. Но теперь он то и дело вспоминал ее нарочно. Это было похоже на то, как, будучи замужней дамой, она слушала исповеди своих неустроенных подружек. Или на то, как в детстве на смотрела с маминых рук на шевелящуюся по углам ночную черноту: я знаю, что ты есть! Но это мне уже не страшно. И на него больше не давило теперь то, что он пережил когда-то. Было — и было. Прошло.

Ему не было с чем сравнивать, и он не смог бы сказать, было ли ему с той, первой, по-настоящему хорошо. Ее тело было всегда горячим, точно ее нормальная температура была 40 градусов, как у кошки. Она не пользовалась дезодорантом, а мылась один раз в неделю — в субботу, и сидела в ванне полдня, это у нее называлось «намываться». Всю неделю она много и тяжело работала, в то время как он осваивал тонкое ремесло оформителя интерьеров и наружных витрин.

В училище ему говорили о композиции и правильных сочетаниях цветов. И он заучивал все, что было нужно, и выполнял положенные студенческие работу — но все как бы вполсилы, как бы не отдавая работе ни капли себя. Красота не была его стихией. Эстетика безобразия успела уже прочно поселиться в его жизни. Скатерть за столом им с милой заменяла старая газета. На газете нарезалась простая еда. Поев и не вставая из-за стола, женщина отодвигала в строну посуду, с треском отрывала от газеты уголок и делала из бумаги катышек, чтобы засунуть себе в ухо, и вытащить назад уже облепленным серой, и после обсуждать с любимым ее цвет. Слишком темный, по мнению ее, указывал на воспаление мозга.

Однажды в субботу, в обед, придя из училища, он обнаружил гражданскую супругу в слезах. А в кухне, в рамке раскрытой двери, опершись голыми руками о стол, нависал над газетой, над всей нарезанною колбасой, и огурцами, и всем прочим, — полулысый, полубритый наголо, мускулистый, готовый сейчас же вмешаться, если что. Заступничество, впрочем, ей не понадобилось. Как и обещала, она все уладила сама. В слезах она говорила: «Тебе скоро в армию, вернешься ты ко мне или нет, а вот Николай обещает жениться, я-то ему нужна, разом доживать будем».