Читать «Улица Вокзальная, 120» онлайн - страница 104

– Это еще что за зверь? – спросил Фару.

– Частичный паралич оптического нерва, вызванный никотинной интоксикацией. Результатом ее является смешение цветов, проявляющееся поначалу в неразличении синего и серого. Отсюда остроумный ответ этого господина на мой вопрос: «Неужели вы всерьез утверждаете, что Коломер посинел от страха?» – «Затрудняюсь сказать. Ведь у меня амблиопия». Став жертвой этого пагубного пристрастия, он продолжает много курить, ибо он – и никто другой – самый настоящий наркоман. Как ни в чем другом, он испытывает потребность в табаке. Доказательство: обстоятельства застали Монбризона, которого я всегда знал как большого поклонника вин и ликеров, врасплох и он не обеспечил себя запасом спиртного. Зато запасся своими любимыми сигаретами «Филип Моррис». Они же его и погубили. Это их аромат остался в квартире Жалома. Их же аромат я почувствовал в вашем доме, Монбризон, после того как, воздерживаясь в течение нескольких часов от курения, чтобы обострить обоняние, зашел к вам… За советом, как объяснил я тогда, а на самом деле – чтобы на нюх и на глаз проверить основательность своих подозрений. Все подтвердилось. Сигарета, которую вы курили, распространяла уже знакомое мне благоухание. Не станем придавать чрезмерное значение тому обстоятельству, что в пепельнице, еще не опорожненной вашим слугой, а может быть, снова наполненной, валялись обгоревшие спички, такие же, как у Жалома, цветные и плоские. Сами по себе они отнюдь не представляют собою неопровержимых улик. Но вы не показались мне человеком, хорошо выспавшимся и отдохнувшим. Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что, обеспокоенный дальнейшим развитием событий, вы даже не ложились. Да, вы набросили домашний халат, но ваши руки, с полным комплектом бижутерии, были холодны и нечисты – холодом и нечистотой бессонницы. В белые ночи творятся порой черные дела, так бы я выразился, если бы позволил себе внести элемент поэзии в сухой перечень фактов… Вы пережили, вероятно, тихий ужас, увидев, как я вваливаюсь к вам в столь ранний час, однако встретили опасность лицом к лицу, и я представляю себе ваше облегчение, когда вы убедились (или заставили себя убедиться) в том, что мой демарш не содержит в себе ничего предосудительного. Но осознаете ли вы всю парадоксальность ситуации? Именно тогда, когда вы обрели относительный покой, я окончательно уверился в своих подозрениях. Разумеется, они были далеки от тех, обладающих доказательной силой, которые можно было бы предложить вниманию суда, но, честно говоря, в тот момент я был озабочен не столько тем, как убедить присяжных, сколько тем, как напасть на след, и вы должны признать: поставленные в связь с некоторыми вашими поступками, представавшими не слишком благовидными в свете моей подозрительности, они постепенно превратились в изящный букет достоверных предположений. Говоря о не слишком благовидных поступках, я имею в виду, например, ту настойчивость, с какой вы, прилично нагрузившись в ресторане, упорно навязывали мне свое гостеприимство. Я отклонил ваше великодушное приглашение. Тогда вы вызвались проводить меня до госпиталя. Было холодно. Эта прогулка не заключала в себе ничего привлекательного даже для пьяного человека. Вы должны были руководствоваться какими-то серьезными мотивами, чтобы ее предпринять. Если бы тогда к нам не присоединился Марк Кове, вряд ли я мог бы строить сейчас из себя Шерлока Холмса.