Читать «Гай Иудейский.Калигула» онлайн - страница 46

Михаил Алиевич Иманов

Я не вернулся домой, мне не хотелось встречаться с Эннией. Я долго бродил по песчаному пляжу туда и обратно и думал, думал. Мир не отпускает меня и никогда не отпустит, даже если я сделаюсь императором. В большей степени не отпустит, когда я буду императором. Но когда я буду богом и когда обрету бессмертие… Мне не хотелось думать, потому что никто не обещал бессмертия для Друзиллы. Потому что мое бессмертие уже не имело смысла.

Но я заставлял себя думать: моя мысль была одновременно изворотлива и проста. Если бессмертие не имеет смысла, то смысл остается только во времени жизни. Не собственно моей, но того отрезка, который мы можем прожить вместе с Друзиллой. Кто уйдет первым, не имеет значения, потому что оставшийся жить и при жизни все равно будет мертвым. Но жизнь коротка, а отрезок жизни с любимой еще короче, потому что он только составная этой жизни. И сейчас, когда я думаю об этом, он с каждым мгновением делается все короче. Значит, чем скорее мы станем жить вместе, тем больше мы вместе проживем. Есть другие земли, но нет «острова любви» на земле. Значит, мы просто должны вырвать у мира этот остров. Власть, единственно только власть может дать мне Друзиллу. Нечего медлить, нужно получить ее как можно быстрее.

Я каждый день давал Тиберию яд, но никаких признаков приближающейся смерти не было видно. Он оказывал мне все больше внимания и говорил, что по-отцовски любит меня. Мне казалось, что он издевается надо мной. Тем более что время от времени он говорил о ноже и яде, которые могут окончить его жизнь. И еще он добавлял, что с удовольствием сам бы всыпал яд врагу. Не заставил бы выпить, но дал бы тайно, с риском, а после смерти врага с самой настоящей болью в душе плакал бы над его могилой.

— Знаешь, Гай, когда так убивают, то убийца и жертва скрепляются больше, чем мы можем себе представить. Они не могут жить друг без друга. Убийца постоянно вспоминает жертву и даже тоскует о ней. А жертва в своем подземельном царстве тоже тоскует, зовет и ждет убийцу. Так что память убийцы — это зов мертвого, который не только зовет, но и тянет его к себе, убыстряет приход смерти, их обоюдное воссоединение.

Он дотрагивался рукой до моего плеча и разражался долгим хохотом. Тело его тряслось, он начинал задыхаться, болезненный клекот вырывался из его горла. Казалось, что в каждую следующую минуту его хватит удар. Я не мог заставить себя улыбаться и оцепенело смотрел на него. Мне вдруг подумалось, что это не я, а он каждодневно подсыпает мне яд, и что еще день или два — и все мое тело пойдет красными пятнами, а горло перехватит удушье, и из меня исторгнется такой же клекот, как из Тиберия теперь. Только мой будет по-настоящему предсмертным.

Я сказал Сулле, что мне нужна большая порция яда, самого сильного, который только можно достать. Он принес мне кувшинчик, больший, чем те, что использовал я, но ненамного.