Читать «Журнал «Если» 2002 № 08» онлайн - страница 52

Майкл Суэнвик

Мы подъехали к зданию. Рододендроны в палисаднике. Газон новый, но немного чахлый. Дом, наоборот, старый, большой, согбенный. Над дверью — жимолость. Старые розы с настоящими шипами. Впритык к коттеджу жмется безобразная бетонная скорлупа гаража с рядком сосенок, которые вроде бы должны его прикрывать. Газонокосилка, секатор, вогнанные в землю вилы с наброшенной на рукоятку старой твидовой курткой.

Я вылез из машины. Я знал, что Фрэнк ждет от меня каких-то слов, однако мысль о том, чтобы его поздравить, казалась мне нелепой.

Мы вошли в дом с черного хода.

Рейчел на кухне месила тесто в большой жаростойкой чаше. Ее руки были по локоть припудрены мукой. Она подняла глаза. Она поглядела на меня. Под ее правым глазом белел мазок муки, будто боевая раскраска.

Я не мог ничего сказать. Я не мог пошевельнуться.

Рейчел — создатель «Зеленых дорог». Это она придумала Джерома Джонса: идол шестиклассниц, жиголо кафе, боевой петух Харингей-Хайя: Она сделала меня. тем, кто я есть.

В определенном смысле верно и обратное.

Сериал продолжается, хотя она ушла. Никто до конца не понимает — и не прощает — той внезапности, с какой она оборвала свою карьеру. Ее агент большую часть своего времени тратит на кислые отказы от еще более выгодных предложений. От «Старшего Брата» до «Бруксайда» — им всем пригодилась бы ее магия.

Рейчел отошла к раковине и смыла тесто с пальцев. Она вытерла руки посудным полотенцем. Ее руки оказались изящнее, чем помнилось мне. Время превратило их в незнакомые. Кожа сухая, в морщинках — следствие, полагаю, той жизни, которую она вела теперь: летние дни в саду, вечера, посвященные перекрашиванию и обустройству ее нового жилища. Она набросила полотенце на поручень плиты и расправила, чтобы оно просохло. Она взяла рулон фольги, оторвала квадрат и накрыла чашу, запечатав тесто. У нее добавилось седины в волосах; она стягивала их в небрежный узел на затылке, и неизбежные выбившиеся пряди свисали дразняще близко к ее губам. Мне стоило больших усилий не протянуть руки и не убрать с ее лица пряди.

— Как это прошло? — спросила она. На ее лице появились новые морщины, особенно около глаз. Она выглядела старше, но еще не пожилой. Она превращалась в одну из тех полупрозрачных женщин, у которых при неудачном освещении череп почти просвечивает сквозь кожу.

Губы у нее не изменились, и я безжалостно прикинул, не впрыснула ли она коллаген — такие они были пухлые и розовые. При определенном свете казалось, что они уже накрашены.

Я обрел себя (насколько сумел) и сказал:

— Если не считать самой дерьмовой зубной боли на свете, то все прекрасно.

— Что у тебя с зубами?

— Со всем лицом, — сказал я. — Не могу привыкнуть… На меня навалилась страшная слабость, и я оборвал фразу.

Не об этом я хотел говорить с ней. Это незнакомое лицо. Это дряблое, утратившее форму тело. Мне не требовалась ее дружба. Я хотел почувствовать на лице ее ладони. Я хотел измерить сухость ее кожи в соприкосновении с моей. Я не мог понять, откуда исходит запах миндаля — от теста или от ее кожи.