Читать «Горячий июнь» онлайн - страница 165
Виктор Побережных
— Понятненько, — подытожил Кучербаев. — Весело было вам тогда. Слушай. А расскажи о Мехлисе? А то всякое слышать доводилось. Что он за человек?
Я задумался. Что за человек Мехлис? Отношение к нему у меня было, гм, неоднозначным. Он мне и нравился, и нет. Нравился храбростью, честностью, умением добиваться поставленных целей. Не нравился своей упёртостью, излишней жёсткостью, иногда переходящей в жестокость. В своё время, читая о нём, я представлял себе какого-то монстра, только и ищущего — кого бы расстрелять. А пообщавшись с ним лично, посмотрев на его работу, его поведение, стал больше понимать его. Естественно, что ангелом он не был. И ошибок совершал порядочно. Генералитет он, гм, недолюбливал. Да и было за что! Не всегда, но очень часто. И в то же время, уважал по-настоящему хороших командиров. Того же Горбатова он ценил и искренне уважал. Не любил очковтирателей, вранья. Свои рапорта, которые впоследствии называли доносами на цвет советской армии, писал жёстко, ничего не скрывая и не приукрашивая. А в то же время, из-за недостаточности знаний в военной науке (которая с времён гражданской войны значительно изменилась) он совершал и глупейшие ошибки, перехватывая управление у слабохарактерных вояк.
— Что за человек Лев Захарович? — я закурил и медленно, стараясь не сбиться на словечки из прошлой жизни, рассказал свои размышления, подытожив, — Разный он, Мехлис.
Помолчав, Разяп усмехнулся, покосился на Вадима и спросил.
— А не боишься открыто говорить о нём? Да ещё так, гм, развёрнуто?
— Не-а. Не боюсь, — я бросил окурок на дорогу, — Я и Льву Захаровичу тоже самое говорил. Он сначала матюгнул меня, потом посмеялся.
Поговорив ещё о всякой ерунде, мы замолчали. Я сидел и думал, что не стану же объяснять парням про то, что могу немного поборзеть, порассуждав о людях уровня Мехлиса. Про Лаврентия Павловича или Самого, хрен бы я что стал рассказывать! Здоровье дороже!
Последующие три недели слились для меня в сплошное серое пятно. Не от отсутствия событий, а от их переизбытка. Пришлось и полазать по окрестностям дороги, в поисках каких-либо следов расстрелянного госпиталя, и пообщаться с местными, в поисках необходимой информации. Морально это выматывало просто нечеловечески. Иногда хотелось тупо нажраться водки вусмерть, что бы не слышать рассказы о 'доблестных' немецких солдатах, и не менее 'героичных' румынских. Покуражились они в этих местах, показали свою власть вволю. Только в районе нашей работы, мы описали и запротоколировали факты расстрелов и повешений более пятисот мирных жителей. А среди них ведь и дети были! Как хотелось, записывая очередной рассказ о подобном оказаться на фронте, где можно самому уничтожать этих тварей, почему-то называемым людьми! Мечты, мечты…
Вечером, 27 августа, мы получили приказ выдвигаться в Сталино, а уже тридцатого, я 'пугал' брезентовое ведёрко, сидя в 'Ли-2' летящем в Москву — руководство решило, что я достаточно 'отдохнул' от столицы и пора возвращаться.
— Как добрался? — улыбающийся Мартынов недоумённо посмотрел на моё позеленевшее лицо и ухмыляющегося Яшу. А я еле удержал свой желудок, от попытки выпрыгнуть наружу. Никогда не представлял, что меня может ТАК укачать в самолёте! Весь полёт до Москвы, слился для меня в одну сплошную 'арию рыголетто'. Когда встречающий меня Зильберман увидел моё нежно-зелёное личико, показавшееся из дверей самолёта, мне вспомнился дебильный рекламный слоган, про шок, который по-нашему. Настолько охреневшее выражение лица было у Яшки. В первый момент он даже подумал, что меня опять ранило, а его забыли предупредить, но разобравшись в ситуации, он меня просто задрал. Хихикал всю дорогу до управления, время от времени останавливая машину у подходящих кустов, в которые я 'с радостью', заскакивал. Сопровождающие нас сержант и летёха тоже подозрительно подрагивали плечами, старательно отворачиваясь от меня. Да пошли они все! Им бы так! Оказывается, плохо может стать и от воспоминаний о качке!