Читать «Снежный автопортрет» онлайн - страница 3

Владимир Краковский

Ни одной секунды я не сомневался, что приз будет у нас. Ведь в нашем отряде Сережка Поченцов, чье имя скоро прогремит на всю планету! Поэтому, когда решали, какой назначить приз, я мигом прикинул в голове, что больше всего любят наши ребята, и выкрикнул:

— Настольный теннис!

— Думаю, лучше лыжи, несколько пар для походов, — возразил директор.

Я оказался мужественным и твердым. Бесстрашно спорил с Василь Кирилловичем, убеждал, что снег нынче липкий, из него можно лепить фигуры, но плохо ездить на лыжах. Я говорил также, что, по свидетельству ученых, климат на земле неуклонно теплеет и поэтому нужно больше думать о лете, чем о зиме.

— Настольный теннис, — повторял я. — Лучше не придумаешь.

Меня поддержали другие ребята, директор вынужден был согласиться, и я тут же побежал в класс, чтобы сообщить радостную весть. Радостную потому, что у меня ни на мгновение не появлялось сомнений, что победителем будет наш отряд.

Уже когда обсуждали, какую фигуру лепить, мне не понравилось то, что Сережка молчал. В этом молчании чудилось что-то нехорошее. Я вообще умею предчувствовать. Когда позапрошлым летом отдыхали в пионерском лагере, мне вдруг показалось, что дома что-то случилось. И точно. Приезжаю — оказывается, у меня родилась сестра. Розовая такая, невысокого роста, безволосая и очень невнимательная. Я ей игрушку дарю в честь дня рождения, а она и не смотрит.

Вот и здесь я тоже ощутил неладное. А по дороге домой предчувствие оправдалось. Идем мы, сшибаем сосульки с крыш, а Сережка и говорит:

— Знаешь, я не буду с вами лепить.

— Как это, — спрашиваю, — не будешь?

А у Сережки лицо задумчивое и важное, как у классиков на портретах.

— Не буду, и все. Вы только помешаете мне творить. Я и без вас приз завоюю. Буду индивидуально работать. Ты, как друг, должен понять.

Это значит, я, как друг, должен оправдать его предательство. Сначала я так растерялся, что хотел хлопнуть Сережку по голове кулаком. Потом взял себя в руки и стал убеждать. Битый час стояли у нашего дома, потом полчаса на лестничной клетке третьего этажа, а я все убеждал, убеждал…

Обиднее всего, что директор не разделял моего негодования. Слушал и улыбался. Молчал и улыбался. Чтобы объяснить ему всю низость Сережкиного падения, я так размахивал руками, что свалилась шапка. А Василь Кириллович только хитро щурился, а под конец сказал:

— Ну что ж. Мы не можем запретить. Это его дело. Пусть творит индивидуально.

Я поднял шапку и ушел очень злой. А когда человек злой, у него мысли хорошо работают. Мне папа так всегда и говорит, когда задачка не выходит: «А ты разозлись». И сейчас я разозлился так, что в голове мигом созрел план. Не очень хитрый, но достаточно решительный. Но о нем потом.

Наша школа высокая, четырехэтажная, и у северной ее стены всегда тень. В этой тени и стали лепить фигуры все отряды. Первый — Снегурочку, второй — медведя, наш — Деда Мороза, четвертый — Московский университет на Ленинских горах. Попозже явился Сережка. Отошел в сторонку и стал катать снег.