Читать «Поребрик из бордюрного камня» онлайн - страница 48

Ольга Лукас

При встрече с уважаемой знаменитостью (своим старым приятелем) питерец всячески старается показать, что для него всё осталось по-прежнему. Знаменитость — никакая не знаменитость, а живой приятный человек, с которым всегда было интересно проводить время.

Любую московскую знаменитость обидит такое отношение, возможно, она даже примет его за пренебрежение или зависть, и очень напрасно. Ведь так питерец показывает уважаемой им знаменитости, насколько он её уважает: до такой степени, что даже не считает знаменитостью.

Всякая питерская знаменитость от такого подхода млеет и тащится, и немедленно становится живым приятным человеком.

Удовольствия

Когда москвич идёт по газону и видит на нём удовольствие, он, не задумываясь, это удовольствие срывает. И когда он едет в метро и видит, что кто-то оставил удовольствие без присмотра и ушел — не теряется, а забирает его себе. Иногда вместо удовольствия москвичу достаётся фига. А иногда — в самый неподходящий момент — является истинный владелец удовольствия, и отвешивает москвичу пару тумаков.

Оправившись от пережитого потрясения и залечив синяки безымянным средством за 42 рубля, москвич снова отправляется на поиски удовольствий.

Опытный москвич всегда носит с собою безымянное средство за 42 рубля. Чтобы быстрее оправиться от колотушек и снова взяться за своё.

Москвич не ищет удовольствий специально. Просто он твёрдо знает, что мир так замечательно устроен, что удовольствие в нём может таиться за любым поворотом. И даже вон в том тупике, где сквозь битый кирпич пробивается строптивый городской лопух, оно наверняка есть. Или вот-вот появится.

Первое удовольствие питерец получает как бы в качестве бонуса. Идёт, идёт, видит — что-то серебрится в траве, поднимает — а это удовольствие. «Ах!» — говорит питерец. Он так же может сказать «Вот это да!» Или интеллигентно ругнуться двухэтажным матерком с изящным эркером. Получив удовольствие, питерец надолго задумывается. Но редко, когда на всю жизнь.

Подумав немного, он начинает анализировать полученный опыт. Раскладывает ситуацию на составные части, каждую часть просвечивает рентгеном, прощупывает, обнюхивает, стучит по ней условным стуком и пытается услышать ответ на вопрос — как бы этак исхитриться и получить такое же (или ещё более упоительное) удовольствие снова. Вскоре воспоминания о полученном удовольствии превращаются в лоскутки, а лоскутки — в горсточку пыли, и питерец, уверенный в том, что он понял всё правильно, тем же самым путём, что и в первый раз, отправляется за удовольствием.

Но часто оказывается так, что удовольствие перехватил какой-нибудь москвич, или дворник, или другой, более расторопный (или менее опытный) питерец. А иной раз вместо удовольствия питерцу достаётся пара отменных оплеух.

Очухавшись и обмазавшись безымянным средством за 38 рублей, питерец садится и анализирует случившееся. Совершенно понятно, что причиной колотушек стали поиски удовольствия. Вывод? А вот нечего было! А то, понимаешь. А потом синяки.