Читать «Лётчик и девушка» онлайн - страница 31

— Ма, — смущённо попросила она, — давай ещё чаю…

— Ох ты, — проворчала Ма, ловко пробираясь к чайнику, — что ж ты, Лизка, опять себя не жалеешь… Вроде разобрались же с этим. А ты рецидивистка. Что-то это значит. Что-то важное тут зарыто. Лиз, что ты там держишь, а?…

Лиза медленно прошла к клиентскому креслу и села.

За окнами смерклось, близилась ночь. На сегодня Кирилл Вадимыч был последним клиентом. Наступила очередь Лизы.

…Лиза не может произнести слово «мама». Это плохое слово. Это слово гонит, кричит, унижает. Это слово говорит: «Внешность у тебя на любителя». Это слово говорит: «Ты неряха», «Ты бездельница и лентяйка». Это слово говорит: «Не бывает никаких друзей. Не верь людям. Люди используют тебя. Только я тебя никогда не предам, поняла?», — а потом говорит: «Да кому ты нужна такая!» Ещё это слово говорит, что женщина должна продать себя как можно дороже, и утверждает, что так сказал Лев Толстой. Лиза ненавидит Льва Толстого.

Когда Лиза плачет, это слово раздражается. Когда Лиза улыбается — это слово недовольно и требует ответить, что у неё может быть весёлого. Когда Лиза замирает, застывает, становится как манекен, ничего не чувствует, не думает, почти не дышит, только делает всё, что велят, — это слово злится и говорит: «Родила дочь! Бревно бесчувственное».

На самом деле это даже к лучшему: то, что у Лизы нет слова «мама». Она ни с кем не перепутает Ма.

И ещё кое-что: не может стать медиумом тот, кого в детстве хоть кто-то любил.

Так странно устроен этот печальный дар — умение видеть чужие мысли и испытывать чувства, способность входить в чужие внутренние миры. Если малышу есть, на кого положиться, если он знает, что его защитят и поддержат, не ждёт ежеминутно окрика и пинка, если он счастлив, — он никогда не узнает, каково это. Зачем счастливому человеку становиться тонкой мембраной, тугой струной? Оставаться человеком куда приятней.

Многим способности медиумов кажутся чудесными. Медиумам завидуют, их боятся, мечтают иметь такую же власть. Лиза неизменно удивлялась, когда слышала о таком, хотя удивляться было, в сущности, нечему: люди часто хотят получить результат, не прикладывая усилий.

«Но тут ведь и об усилиях речи нет», — думала она. Медиум начинается с измученного страхом ребёнка, который не знает, чем провинился. У него есть только один способ уберечься от взрослых — угадать, о чём они думают. Год минует за годом, одна мучительная боль сменяет другую, чутьё становится всё тоньше, зрение — всё острей… «И в этой пытке многократной рождается клинок булатный», — Ма цитировала стихи, но Лиза всё равно не видела в даре медиума ничего красивого. К подростковому возрасту созревает странное, искорёженное существо, способное вобрать чувства целой компании и даже немного изменить их — скажем, когда нужно пройти незамеченным сквозь пьяную банду… Но это очень тяжело, страшно, невыносимо. Это нельзя назвать ни силой, ни властью — это слабость, доведённая до предела.

До точки исчезновения.

Погружаясь в чужую личность, медиум теряет себя.