Читать «Евангелие от Ивана» онлайн - страница 97
Александр Андреевич Ольшанский
Серафима Аркадьевна вертела расходный ордер и так и сяк, улыбалась приветливо и отрицательно качала головой.
— Не сходится, — извиняющимся тоном сказала она.
— Серафима Аркадьевна, милая, да разве вы не знаете меня? — взмолился он.
— Иван Петрович, не отрицаю, что знаю вас, однако подпись не сходится.
— Как же так, — расстроился Иван Петрович, опять усаживаясь за стол заполнять квиток.
И снова Серафима Аркадьевна приветливо улыбалась, но отрицательно кивала головой.
— У меня в кармане — ни гроша, понимаете ли вы это?
— Охотно верю, — согласилась Серафима Аркадьевна. — Но я не могу выдать деньги. Может, у вас паспорт с собой и тогда попросим разрешения у заведующей переоформить вклад и выдать новую сберкнижку?
— А заведующая здесь?
— Да.
— Где она?
— Перед вами.
— Так за чем же дело стоит, Серафима Аркадьевна?!
— Но у вас же нет паспорта.
Она сказала это таким тоном, словно знала, что у него вообще нет его. Не в данный момент отсутствует, а вообще нет никакого паспорта. Серафима Аркадьевна умышленно устроила возню с расходными ордерами, и в этом Иван Петрович убедился, когда к сберкассе подкатила милицейская машина и навстречу ему бросились два мента со стволами наизготовку.
— И вы, святая простота?! — Серафима Аркадьевна любила поэзию и историю — Иван Петрович решил напомнить ей об этом как можно больней.
— Простите меня, Иван Петрович. Ради Бога простите, — говорила она ему вслед, когда его уводили, и в глазах у нее стояли слезы.
Его поместили в обезьянник вместе с бомжами, проститутками и карманниками. Он раньше бывал в обезьянниках, в том числе и в том, куда его поместили. Публика была не ахти какая, кто-то кому-то дал в рожу, подозревался в преступлениях, шлялся по столице без документов или не рассчитал возможностей в кабаке и попал за решетку пьяным и задолжавшим. Бродяг всегда тут было полно, встречались среди них и дамы, но чтобы в обезьянники толпами заталкивали раскрашенных, полуодетых и пропитанных духами проституток — такого придонного винегрета на его памяти не было.
Одна из них вплотную подошла к поэту и, дыхнув шашлычным зловонием, произнесла:
— Что-то фотка твоя мне очень знакома. Может, был моим клиентом? У меня память девичья, всех не помню, — она захохотала и вместе с нею заржало все стадо служительниц похоти. — Я — Машка-street, дарю всем СПИД. Ты должен, если я не ошибаюсь, хорошенько меня запомнить.
— Да это же поэт Иван Где-то! — воскликнула высокая девица с роскошными волосами.
Он хотел дать отповедь Машке-street на фене, но какая-то явно библиотекарша, подрабатывающая от безденежья панельным извозом, опознала его. Надо было заявить, что его все принимают за поэта, но на него с искренней радостью смотрели голубые глазищи, и он стушевался перед красавицей. Девица была прекрасна, как храм, и сознание того, что она по причине задержки зарплаты вынуждена торговать своим телом, еще больше ввергало его в смущение, словно прежде всего он был виноват в том, что выдача на руки его книг и книг многих тысяч таких же авторов больше ее не кормит. К библиотекарям, сеющим за нищенскую зарплату вечное, разумное, доброе, у него всегда было трепетное отношение. Это были святые служители культуры, но нашлись негодяи, которые польстились и на их гроши, оставив их на многие месяцы без зарплаты.