Читать «Евангелие от Ивана» онлайн - страница 47

Но звонил коллега из соседнего уезда. Заходил издалека — какие виды на урожай, хватает ли в деревнях горючего и транспорта. Потом стал упрекать, мол, соседи, а уж и не помнят, когда в гостях друг у друга были.

— Так к губернии ближе — ты, мы к начальству ездим через уезд — твой. А приглашение такое впервые — от тебя. Спасибо, будем иметь в виду, соседушка дорогой, — Грыбовик не очень-то любезно обошелся с хитромудрым коллегой, вздумавшем в седьмом часу утра по межгороду трезвонить о погоде и о видах на урожай. Спросил бы напрямую, почему балет дают в такую рань, так нет, заюлил вокруг да около. Или позвонил бы дежурному в губернию. Видать, побаивается прослыть паникером, политически незрелым.

Супруга, не открывая глаз, перевернулась на другой бок и укрылась одеялом с головой.

— Да проснись же ты, ну! — тормошил ее Декрет Висусальевич.

— Дай поспать, Дека. Пожалуйста, — бормотала она, а потом вдруг вскочила, испуганно спросила: — Что случилось? Война? Кто-то умер?

— Если бы умер, траурную музыку передавали бы. А тут балет!

— Какой балет?

— «Лебединое озеро» с шести утра.

— И поэтому поднял меня с постели?! — возмутилась Кристина Элитовна.

— Так ведь балет вместо последних известий!

— Но меня-то зачем поднял в такую рань, Дека?

Она называла его Дека, когда была недовольна или хотела его позлить. Он тоже терпеть не мог этого прозвища, который расшифровывался как Дом культуры. «Но у тебя голова, Дека, как Дом Советов!» — язвила супруга.

— Да балет же! Спросить хочу: что еще может означать этот чертов балет? Может, намек какой, другой смысл…

— Господи, какой тут может быть намек, какой другой смысл! — продолжала возмущаться супруга.

— Ладно, спи.

— Как же я могу теперь спать?! — воскликнула она и отправилась в ванную комнату.

Декрет Висусальевич впервые за всю долгую номенклатурную жизнь почувствовал себя не в своей тарелке. В его деформированное сознание и такую же эмоционально-чувственную систему пыталась проникнуть элементарнейшая мысль о его праве в подобных ситуациях принимать свое решение, а вместе с мыслью прокрадывалось и чувство собственной ответственности за все, что происходит в уезде. Причем ответственности перед людьми, а не исключительно перед начальством, которое, судя по всему, его покинуло, не вооружило никакими указаниями. Такое чувство он никогда не испытывал — вместо него им руководили страх, боязнь, опасение за то, что не угодишь, не то скажешь, не туда повернешь. Да и ответственности, как таковой, он не ведал, поскольку для предотвращения ее было изобретено так называемое коллективное руководство, наделенное правом коллективной безответственности. Наказания были, но все эти выговоры, обычные и строгие, с занесением и без, с последним предупреждением — также были методом увода номенклатуры от подлинной ответственности перед народом. В действительности же кадр, в личном деле которого не было десятка всевозможных взысканий, в номенклатурной среде не пользовался уважением, а у начальства — доверием.