Читать «Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии» онлайн - страница 99

Нас заставляли участвовать и в уборке урожая, и в стройотрядах. Это было очень полезно, потому что работали, что называется, «кровь из носа», а был я до того если и не маменькин сынок, то уж к физическому труду мало приспособленный.

На уборке мы целый месяц разгружали на току машины с зерном. Жара и пыль. Жили в солдатской палатке с нарами, с одной стороны юноши, с другой – девушки (они работали на току). Еще были комбайнеры из Украины, они жили в вагончике. Машины и, соответственно, водители все были армейские, с Дальнего Востока. Так вот дружно и работали, очень редко выпивали и пели песни разных народов – никаких тебе национальных разногласий.

Разгружали мы виртуозно. До того, как открыть задний борт, мы взбирались на машину и быстренько набрасывали зерно с переднего борта на задний с горкой. Борт открывали, и зерно с характерным шумом высыпалось из машины. Мы тут же, пока не остыло еще движение, подхватывали зерно двумя широкими лопатами одновременно с двух сторон и сталкивали его с кузова, захватывая, таким образом, максимально возможное количество зерна. Так, лицом друг к другу, мы продвигались к переднему борту, ритмично и синхронно захватывая и сталкивая зерно лопатами (похоже на движение гребца на каноэ). Каждый заканчивал у своего борта. Я работал в паре с одним своим однокашником (его давно нет в живых), остальные студенты были почему-то старшекурсниками. К концу дня мы валились с ног, разгрузив по 25–30 машин.

Мне снился сон. На краю кузова стоит кружка с молоком (из-за пыли все время хотелось молока), я тянусь к ней, и в это время на нее наезжает лопата и сталкивает.

Вечером я пел под гитару дворовые песни типа «Сиреневый туман», или песни Кукина и Визбора, или что-нибудь душераздирающее, типа «Про лодку» Высоцкого. Девушкам нравилось, и одна даже целовала потом меня в глаза где-то в сене (больше никто и никогда так меня не целовал, а ее я даже на факультете больше не встречал). Вообще же девушки с нами по степи под звездами не гуляли – они гуляли с шоферами-солдатами, вонючими и неинтеллигентными. Я заметил, что так бывает часто.

В стройотряде девушек не было вообще. Мы пахали по двенадцать часов в день, построили пять домов и клуб, и я прошел все строительные работы – заливка фундамента, цоколь, кладка, полы, потолки и т. д. Мы жили в бригаде совхоза, и в ее библиотеке (точнее будет сказать избе-читальне) я нашел «Зиму тревоги нашей» Стейнбека (непонятно, как она туда попала). «Зиму…» я потом читал еще, и даже на английском, и это единственная книга, которую я читал неоднократно.

В стройотряде был сухой закон, да и магазина в бригаде не было. В последний день мы не работали и маялись в ожидании машины в центральную усадьбу. Кому-то пришла мысль, а не попробовать ли одеколон. И попробовали. Где-то я слышал, что его надо разводить. Одеколон в кружке вспенился и как-то странно побелел. Я выпил. Двое других, глядя на мою реакцию, пить расхотели. Но я все-таки заставил их выпить. До самого вечера нас мучила отрыжка, которая каждые пятнадцать минут облаком одеколона вылетала изо рта, отчего тошнило. Кстати, эффекта (опьянения) никакого. Зачем они его пьют? Я, естественно, больше никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах.