Читать «Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии» онлайн - страница 129

Всего два раза в неделю мы собирались на репетиции, на которых работали и индивидуально (никто не играл дома), и в группах (первые, вторые, альты, басы), и в ансамбле. Играли мы популярную классику, от Чайковского до Хачатуряна. Пару раз мы записывали исполнение, и при прослушивании оказалось, что наши пятнадцать баянов вместе звучат как орган. Ясно, что природа звука одна и та же, но сходство усиливали басы и альты, которые всегда почему-то тормозили и создавали эффект тяжелого и неповоротливого инструмента. Надо сказать, что по партиям нас распределили так: окончившие музыкальную школу на отлично – первые, просто окончившие – вторые, в басы и альты попадали недоучившиеся и прочие самоучки и начинающие. Понятно, почему они тормозили. Представьте себе «Танец с саблями» на органе с отстающими басами и аккордами.

Тем не менее, мы участвовали в смотрах художественной самодеятельности (было и такое явление в СССР). Так что я вполне представляю, что значит находиться на сцене и не слышать, что играют на другой стороне. Руководитель наш выходить на сцену стеснялся и иногда мы, первые баяны, сидевшие справа, вдруг обнаруживали, что забежали вперед вечно тормозящих альтов. Со стороны это, наверное, казалось «кто в лес, кто по дрова», если кто-нибудь слушал, в чем я теперь сильно сомневаюсь. Но у нас и цели такой не было – мы играли для себя.

Однажды во время выборов мы ездили с концертами по избирательным участкам. Атмосфера в день выборов была праздничной, что означало наличие повсеместно выпивших и продолжающих выпивать людей. Праздновали нерушимое единство партии и народа, удобство отсутствия выбора (не надо думать) и повод выпить (без повода в Союзе не пили, так как поводов было более чем достаточно). Нам выдали смокинги, манишки и бабочки. Артисты.

Избирательный участок располагался в школе, в актовом зале которой нам предстояло выступать. Народ заходил и выходил непрерывно. Придут, проголосуют, то есть бросят в урну бюллетень, не читая и не вычеркивая, что, кстати, очень удобно, заглянут в актовый зал, посидят пять минут для приличия или от нечего делать (может быть, выпить не с кем) и уходят. Еще и холодно. И вот заходят две девушки, очень симпатичные. Нам любые девушки показались бы симпатичными, но эти и в самом деле были очень симпатичные. Сидят и не уходят, на нас поглядывают – живые артисты в смокингах как-никак. Одна, мне кажется, на меня. Мы все приободрились и приосанились в надежде познакомиться. Но надеялись мы, как оказалось, друг на друга. Никто из нас не решился подойти к ним. А они ждали. Это было очевидно. Им было скучно, они поглядывали на нас и улыбались, но ни один из нас так и не решился. Вот что нас и объединяло – робость. Другие ухаживали за девушками, а мы играли в ансамбле баянистов.

Потом я даже встречал ее иногда. Мне кажется, она узнавала меня, но я так и не отважился подойти – уж очень был робкий. В последний раз я встретил ее в троллейбусе через несколько лет. Я учился в университете и уже не был таким робким. Очевидно, и она ехала домой после занятий. Я оказался с ней на одном сидении, и мы ехали минут двадцать. Было жарко, я что-то брякнул про жару, она поддержала и ждала, что я продолжу, но я так и не смог. Это уже была не робость, а патология какая-то. Осталось у меня «Я помню чудное мгновенье…». Часто бывает, что говоришь человеку: «Пока», а потом оказывается, что расставался навсегда.