Читать «Газета День Литературы # 105 (2005 5)» онлайн - страница 72

Может, именно поэтому атмосферу "венка романов" определяет не столько взыскание Истины, сколько внеконфессиональная мистика. И вряд ли случайно восторженными аннотаторами книжки выступили наши самодеятельные мистики былых времен, авторы "Парада планет" Вадим Абдурашитов и "Ожога" Василий Аксенов. Мне же при чтении глав, посвящённых преимущественно православию сегодня, вспоминались слова священника Александра Шаргунова по поводу фильма А.Тарковского "Андрей Рублев". А именно: "Какие там православные, сплошь сумасшедшие". Тем паче, что фантасмагорические персонажи Васильевой (несмотря на искусный камуфляж, легко узнаваемые представители нашей либеральной творческой интеллигенции в диапазоне от Евтушенко до Пугачевой) подчас заставляют не только вспомнить, но и осовременить знаменитый карамазовский пассаж: "Здесь дьявол с Богом борется. А место битвы сердца" не людей уже, а, прости, Господи, ну сами знаете чьи…

В этом смысле забавно, как героиня (всё-таки альтер-эго Васильевой, которая еще и как эссеист — постоянный автор спонсируемого Джорджем Соросом альманаха "Вестник Европы") обличает наших свежекрещёных нуворишей из так называемых "подсвечников" в жидомасонстве. Так и хочется перефразировать известное: "Жлоб (вместо "жид", кто вдруг не знает) крещёный, что конь лечёный, что вор прощёный — одна цена…"

Словом, книжка независимо от воли автора, собственно как и полагается достойной русской литературе, получилась с ярко-выраженной антилибералистской направленностью. А, стало быть, боюсь, что ждёт её нелегкая судьба. Помимо того, что она — не издательский "стандарт", то есть коммерческое чтиво, она еще в истинном смысле слова элитарна.

Автор как бы игнорирует факт существования самозванных псевдоэлит, а апеллирует непосредственно к ныне опущенному в постперестроечный маразм, а некогда самому благодарному читателю в мире — русскому. В романе с равным успехом, кроме эстетического наслаждения, найдет для себя нравственно полезное и продвинутый (здесь в "возраст Христов", то бишь худо-бедно, но воцерковлённый) наш брат почвенник, и заморочивший самого себя в надежде, что удастся — и других, гениальничающий либералист-постмодернист, запамятовавший, по-видимому, что заскочившее к нам в эпоху петровских реформ и натурализовавшееся в "век золотой Екатерины" (кстати, век, если и менее апостасийный, чем XX-й, то уверенно занимающий второе призовое место) словечко "гений" — не что иное как нонешнее молодежное "супер", а по исконно-русски — не более чем великодушная форма величания идиота…

Под конец осмелюсь пожелать богато одаренной беллетристке, чтобы во избежание "двоящихся мыслей" (равно, по Брюсову, "Славить и Господа и дьявола") вспомнила она приведенное в мемуарах А.Наймана воздыхание немолодой уже Анны Андреевны: "Ах, насколько Путь монаха прямее пути поэта!"

Не для того, разумеется, чтобы осчастливить одну из новоиспеченных обителей. "В доме Господа нашего горниц много". И иночество, думается, не путь столь талантливого прозаика и поэта. Просто, крепче ухватившись за нить Ариадны — молитвы новомучеников российских о нас, грешных, и внимая им (напомню, что мирское имя прабабки героини, монахини Анны, воспоминания которой о судьбе Церкви при безбожной власти, на мой взгляд, лучшие страницы романа), Васильевой будет куда легче покончить с узурпатором Минотавром и выбраться из хитросплетенного лабиринта глобального постмодерна на свет Божий. То есть одарить нас образцом так давно ожидаемой исповедальной прозы. И подвижнический дар писательницы позволяет на это надеяться.