Читать «Радуга Над Теокалли» онлайн - страница 23

Маргарита Свидерская

— Значит, будешь?! — Кинич-Ахава вскипел, — Но почему?!

— Почему? Потому что ты идешь неправильным путем, он погубит и город и тебя. С ацтеками нужно дружить, хитрить, но всякое открытое сопротивление бесполезно! Кинич-Ахава, я — твоя мать, ты — все, что есть у меня самое ценное, дороже моей жизни, но я только женщина, я смирюсь — твой ум видит дальше, чем мой. Может быть, я что-то упускаю, чего-то не знаю. И только потому я подчинюсь и буду тебе помогать, какое бы ты ни принял решение.

— Но я буду защищать город!

— Это все? — Уичаа перестала изображать грусть. Снова все было бесполезно.

— Почти. Есть еще один вопрос, он тоже неприятен.

— Если ты о своей жене, то можешь ничего не говорить — я не приму ее в свое сердце! Скандалов не будет, слишком мне дорог ты, мой сын.

— Значит все, как и прежде?

— Да.

— А если бы я отступил от своего решения, ты бы приняла Иш-Чель в свое сердце?

— Нет. К чему снова поднимать этот вопрос?! Уйди, позволь мне ухаживать за твоим отцом! А тебя… ждут дела города…

Кинич-Ахава, не скрывая раздражения от неудавшегося разговора, покинул покои отца. Раздражение ему удалось погасить — Уичаа всегда выказывала свое недовольство выбором женщины для наследника, так что с этим он уже давно смирился. Обещание же не противиться его воли защищать город даже обрадовало — мать имела все права, в соответствии с законом, и могла при желании очень сильно ему осложнить управление своими вмешательствами. Сейчас наследник понял, что и тут ему уступили все права, он мог спокойно править городом, до выздоровления халач-виника Копана.

Известие о большом празднике, посвященном Ицамне, облетело город с быстротою ветра. Одновременно жителям сообщили о тяжелой болезни халач-виника. Теперь умы горожан были заняты только тем, в какую сторону будет дуть ветер из дворца правителя. Люди Халаке-Ахава исправно разносили по всем уголкам Коацаока весть о желании жрецов обратиться к богу Чаку с просьбой о дожде. Теперь город напоминал встревоженный муравейник, где на каждом перекрестке громко обсуждалось жертвоприношение и болезнь халач-виника, будущие перестановки во дворце и, конечно же, последствия. Ссоры возникали, но до серьезных столкновений не доходило, потому что заговорщики выжидали удобного момента и только подготавливали благодатную почву, подогревая обещаниями о лучшей жизни под ацтеками, нежели под пятой молодого и неопытного халач-виника, ставленника ненавистных Кокомо. Тем не менее, сторонников приглашения войск из Майяпана было достаточно много, они приводили веские аргументы и до хрипоты отстаивали свою правоту. Однако болезнь правителя приводила обе стороны в замешательство. Смущение вызывало следующее. Копан был единокровным братом правителя Майяпана, а вот сын его наполовину. Родственные узы ослабевали. Надеждой Кинич-Ахава была его жена Иш-Чель. Но даже при той полноте политической власти, которой были наделены женщины майя, она не могла решать такие важные проблемы, как военный договор.

Споры стихли, когда время приблизилось к полудню на главном теокалли города, где возвышался храм Ицамне, уже все было готово к большому жертвоприношению, об этом известил звук ритуальных барабанов. Толпа смолкла и направилась на центральную площадь к подножию теокалли.