Читать «Будь здоров, школяр» онлайн - страница 19

- Шонгин, ты из дому письма получаешь? - спрашиваю я.

Он смотрит на меня внимательно.

- Получаю, а как же, - говорит он, достает кисет и предлагает мне закурить: - На-ка вот. Погрейся.

Если до утра вот так простоим, можно простудиться окончательно. Какие у Шонгина глаза были! Ласковые, добрые. Вчера, когда мы концентрат гороховый варили, он мне и Коле в котелки насыпал по горсти пшена. Пшено разварилось - густо было. Сам ведь подошел: "Ну-ка, ребятки, добавочки я вам насыплю..."

- Шонгин, дай закурить, - говорит Сашка.

Шонгин топчется на месте: ноги греет.

- И так хорош, - бубнит он.

Когда темно, снега не видно. Словно теплей становится. Подходит командир взвода Карпов. У него всегда румяные щеки. Даже в сумерках это видно.

Он смеется:

- Что, вояки, замерзли?

- Замерзнешь, - говорит Коля, - старшине-то тепло. Он о радиатор греется. Может, костер разведем, товарищ младший лейтенант, а?

- Никаких костров, - говорит Карпов.

Шонгин, как сторож, топчется по снегу и рукой постукивает по котелку.

Подходит Гаврилов и говорит тихонько:

- Ребята, впереди машины с крупой какой-то... И водители спят...

- Ну и что? - спрашивает Шонгин.

- А ничего, - говорит Гаврилов, - я к тому, что спят водители.

- А неплохо бы нам по котелку крупы отсыпать, - говорит Сашка Золотарев.

И он уходит в темноту, туда, к машинам, где спят водители. И все глядят ему вслед. И все молчат.

Если это пшено, можно сварить кулеш. Если гречка - ее хорошо с молоком. Если перловка - с луком. Вытерплю я до утра или нет? Все промокло на мне. Все. Вдруг я заболею воспалением легких?

Из дому писем нет. Где же ты, почта полевая?

ШКОЛЯРЫ

Я заряжаю автоматные диски. Заряжаю и молчу.

- О чем грустишь, ежик? - спрашивает старшина.

А мне трудно ему ответить. Что я отвечу?

- Это я так, - говорю я, - дом вспомнил...

Тебе-то хорошо, старшина. Ты яичницу ешь. А мы гороховый концентрат всухомятку жрем. Тебе-то хорошо, старшина. А мы которые сутки толком выспаться не можем...

- Наши к Ростову подошли, - говорит старшина.

...У тебя вон какая физиономия жизнерадостная. А нас всё меньше и меньше. И этот песочек моздокский скрипит на зубах у меня и скрипит на душе. Дал бы ты мне, старшина, сапоги, что ли. Потрескалась картонная подметка на моих американских ботинках. Я ведь ноги в костер сую, когда холодно. А ботинки красивые, красные. А что от них осталось?

- Ты бы, ежик, ботинки тавотом смазал, - говорит старшина, - смотри, они у тебя совсем никудышные.

...А какие ботинки носил я перед тем, как в армию ушел? Не помню. Или у меня были модные туфли шоколадного цвета и белый рант, как полоска прибоя? Или я об этом только мечтал? Наверное, носил я черные ботинки "скороходовские". А зимой калоши надевал. Да, да, калоши. На последнем комсомольском собрании я их в школе забыл. Забыл. Пришел домой без калош. А уж война была, и никто не заметил моей пропажи. Так и ушел я. А были у меня новые калоши. Глянцевые. А теперь не знаю, будут ли у меня такие?

А когда было последнее комсомольское собрание, Женя сидела в углу. Она ничего не говорила, пока мы брали слово один за другим и клялись погибнуть за Родину. Потом она сказала: