Читать «Из мрака» онлайн - страница 59

Видно отсюда, как плотным, зелёным телом облила она деревушку со всех сторон. Стоит забыть, полениться, оставить поля без работы на месяц, джунгли съедят их, ворвутся в деревню, раздавят постройки железными руками лиан, одичают бананы, и сравняется, мутно-зелёная, ровная, с плешинами одиноких утёсов спина джунглей.

Там и сям над зелёными пятнами встали тонкие столбики дыма.

Жгут уголь. Либо костры дровосеков, что готовят к отправке в долины штабели тековых брёвен.

Высоко, под самыми кронами, где лианы и сучья тонки, куда не доберётся ни медведь, ни пантера, возятся стаи обезьян. Швыряют скорлупы, плюются, сердито стрекочут.

Тяжело переваливается неуклюжий медведь-губан в белой манишке под чёрной пушистой шубой. И, потревоженный в своём гнезде, медник вспорхнул, раскачал будто в горле маленький гонг, предупредил джунгли металлическим звоном:

— Динь… донь… т-к! Динь… дон… дон…

Там, где тропа потерялась за ржавой мочажиной, среди белых колонок бамбука, вспыхнул треск. Звук чужой и тревожный, обитатели джунглей с таким шумом не ходят.

И тотчас беспокойно присел губан, потянул носом, привстал на дыбы, огляделся, одним толчком высокого зада спрятал в чаще пушистую шубу.

И замолчал медник. И, быстро переливая пятнистое тело, спешил переползти тропу тяжёлый, разрисованный питон.

Только обезьяны, неуязвимые в воздушном убежище, завозились ещё оживлённее, дразнили осторожных обитателей джунглей, швырялись орехами, строя страшные рожи, повисли на хвостах, заглядывали вниз, в чащу бамбуков, круглыми глазами, со жгучим любопытством человека.

Морщинистая, серо-стального цвета змея протиснулась между стволов бамбука. Покачалась с минуту из стороны в сторону. Обвила белый ствол, потянула и вырвала с корнем. И стало слышно, как чмокают, выбираясь из мочажины, огромные тяжёлые ноги.

Серая змея раздвинула чащу бамбука, и за нею продвинулся лоб, огромный, серый, с морщинистыми прижатыми ушами, с парой маленьких умных глаз.

Слониха тяжело вылезла из чащи, вынесла на затылке бронзовую фигуру туземца в лохмотьях, с тюрбаном на голове, со старым железным, вытертым до блеска руками поколений проводников, острым анком.

— Майль, майль! — туземец только постукивал по шее слонихи тупым концом анка. — Майль, майль! Так, так, мудрейшая из голубиц. Так, о гроза диких слонов! Так, украшение дворцовых стойл! Выдирай поживее зад из трясины, не топчись на месте, не вихляйся, как годовалый слоненок в кедде. Выбирайся скорее, не то я исколю твою глупую голову, как бабий напёрсток.

Из плетёной корзины-седла позади погонщика наклонилось бледное лицо с тёмными усами, в пробковом шлеме, обвитом кисеей. Европеец спросил с интересом:

— Это и есть та самая тропинка, Атта-Эн?

Проводник обернул морщинистое, коричневое, как некрашеное голенище, лицо с пучком редких волос на подбородке. Выразил всем своим видом крайнюю степень изумления.

— Та ли тропинка? Арре, ах, ах! Но ведь сахиб сказал ему, Атта-Эну, достаточно ясно: если мы будем на месте за полчаса до захода солнца, Атта-Эн получает целых пятнадцать рупий сверх условленной платы. Разве при таких обстоятельствах эта тропинка может быть иной, кроме той, что им нужно? Разве он, Атта-Эн, напрасно подставлял свою голову под удары колючих ветвей, чтобы сократить расстояние прямиком, через джунгли.