Читать «Чертухинский балакирь» онлайн - страница 66

- Сон, сестрица… хороший!..

- …а ни гостей, ни жениха не вижу. Одни, Феклинька, монахи кругом…

- Монахи снятся к… удаче. Попы - те больше к греху и убытку!

- Потом как запоют, так и монахов сразу не будет, а поползут на меня тараканы… Я кричать, а они все ползут, и все больше… да все чернее… Чернущие таки!.. Страшнущие таки!

- Ну, Маша, полно: черные тараканы снятся к богатству. Вот если русаки - те к несчастью…

- Нет, видно, у меня все тараканы… к несчастью. Чувствую, Феклинька, под крылушком… вот тут… что-то вроде как должно непременно со мною тако-ое случиться…

- Полно, Маша, надумывать на себя разную всячину. Ну что в лесу с тобою случится?..

- Скушно мне, Феклуша!.. Убогая я… Зато на тебя посмотреть, и самой легче будет! - Маша положила голову на коленки и за колени схватилась руками. - Лучше тебя, Феклуша, нет никого!

- Полно, Маша, убиваться, ничего не видя… Ты бы лучше от худобы что поискала…

- Болесть у меня утробная: ее ничем не возьмешь!

- Вот, говорят, речная вода в луну помогает… Работу поменьше ломи… парься пожарче!..

- Девки! - раздался грудной окрик Спиридон Емельяныча из передней избы, и обе сестры испуганно заторопились: никогда Спиридон особенно их не строжил, а страх на них шел от каждого его взгляда и слова неизъяснимый.

Маша тут же выбегла в сени и наскоро сполоснулась водой, прибрала косу под платок, и обе они после недолгой Машиной сряды пошли к западне, - как во всякой избе, была она между залавком и печью, такая дыра в квадратный аршин, закрытая крышкой, через нее ходят в подызбицу.

*****

"Эх, и подызбица у Спиридона, - думал Петр Еремеич, охаживая лошадей: отвязал язык большому колокольцу перед дорогой, поправил гужи на хомутах, похожие на сильные руки, согнутые в локтях, седелки оправил и переложил нужной стороной потнички. - На три венца больше, чем у меня… Зато картошка небось хороша. Дух она просторный любит… и убрать можно побольше!"

В это время на крыльцо вышла Феклуша в голубом сарафане, с пунцовой лентой в косе, а по голове в черной шаленке, видно, что перед дорогой срядилась богу молиться. Махнула она Петру Еремеичу и звонко на весь двор прокричала:

- Еремеич, обождь Христа ради маленько у лошадей. Поспеет самовар, я тебя крикну!

- Добро, добро, Фекла Спиридоновна! - ответил Петр Еремеич и встал взад к кибитке, потихоньку сплевывая по сторонам и перекладывая ножку на ножку.

Красивый мужик был Петр Еремеич!

Только жена у него Аксинья, не тем будь помянута, такая была злющая баба, никогда ее солнцем не грело!

*****

Славно повалил туман с дубенского берега!.. Не видать сразу ворот, от мельничьего дома и звания никакого не осталось, только крыльцо сбоку чуть голубеет сквозь туман, как седьмое небо, да с чердака, на котором высоко занесся железный конек, то ли голуби так по-особому перед теплой погодой воркуют на застрехе, то ли еще что, Петр Еремеич не может хорошо разобрать, а пойти посмотреть поближе не в обычае Петра Еремеича, потому сказано: крикнут!

"Ну как на Машку в станушке наскочишь… сядет веред в дорогу! Бог с ним… пусть оно!…" - кивнул Петр Еремеич в сторону странного гула и отвернулся к воротам: высоко перед ним закинула оглобли телега, словно тоже молится богу, а индюк по-прежнему кружится возле телеги, еще пуще надувшись каждым пером и разложивши хвост на самую землю, и на телеге так же лениво пощипывает перья индюшка, в тумане она на орлицу больше смахивает, а индюк… на орла.