Читать «Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура» онлайн - страница 12

Подводя итог рассмотрению идеологемы утаивания информации, мы можем сказать: поскольку это утаивание обусловлено системой господствующих иллюзорных представлений о реальности, оно есть безусловное зло, ограничивающее ту исходную информацию, которую данное сообщество может использовать в познании и практической деятельности.

6. Символы и этика. Нравственная компонента великих религий

Идеологема символизации. Язык, будучи эффективным и необходимым средством регулирования человеческого поведения (включая языковое управление собственной активностью, вплоть до тех виртуозных техник владения собственным телом, которые пришли с Востока и ныне становятся очень популярными), интенсивно используется всеми идеологиями. Среди этих средств однако особую идеологическую роль играют символы. Под последними разумеются краткие речевые формулы (типа индийских мантр или максим вроде «У человека все должно быть прекрасно…») либо наглядно воспринимаемые знаки, которые в силу несомого ими образа служат для выражения некоторого важного для людей содержания, часто соединяющего в себе отвлеченную идею и эмоциональный запал. Регулярное использование символов как носителей идеологем-клише — символизация — характерный признак любых идеологий. Ибо всякая идеология тяготеет к наглядному, образному представлению создаваемого ею эрзацмира. В качестве идеологических символов могут выступать любые объекты, способные выполнять функцию, так сказать, наглядно-вещной пропаганды идеологии. Таковым в советские времена являлся, например, рубль, с которым идеология того времени связывала клише «Самая прочная в мире валюта». Плакаты, выставляющиеся в «Окнах РОСТА» во время Гражданской войны, или их преемники сталинских времен — из той же категории. Так, плакат «Болтун — находка для врага» выступал в качестве символа идеологического клише «бороться со шпионами иностранных разведок».

Этико-аксиологическая идеологема. Эта идеологема по-своему венчает систему свойств идеологии как мистифицированного общественного сознания, созидающего иллюзорный эрзацмир и вместе с тем находящегося у него в плену. Ее суть — отвержение общечеловеческих норм этики, права, изначальных для культуры идеалов и ценностей.

Для характеристики «идеологии» в том смысле, в каком мы здесь трактуем данное понятие, это в некотором отношении ключевая идеологема. Принятие ее как необходимого признака комплекса идеологических представлений ограничивает предлагаемый нами подход от подхода многочисленных зарубежных философов, психологов и социологов, склонных релятивизировать этику и аксиологию. Чтобы осознать это, достаточно сравнить идеологии фрейдистского и неофрейдистского, позитивистского и атеистически-экзистенциалистского толка, с одной стороны, и представления о сфере этического и ценностного, развиваемые, скажем, Альбертом Швейцером или Тейяром де Шарденом (не говоря уже о русской классической философии, по крайней мере начиная с Владимира Соловьева), с другой. Концепции первого рода, возьмем ли мы Э. Фромма или А. Камю, по своей сути нигилистичны: в них человек погружается в социум настолько, что становится не только «совокупностью общественных отношений», но и совокупностью биологических потребностей, системой мотивов, исходящих из темных глубин подсознательного. Второго рода концепции видят в человеке прежде всего потенциального или реального носителя непреходящих идеалов и ценностей. С точки зрения Фрейда или Фромма религиозные учения — это мифологии, искажающие реальность. С позиций Швейцера или Соловьева религиозные доктрины могут содержать в себе — да и обычно всегда содержат, так как говоря словами Жан-Жака Руссо, «все выходит совершенным из рук Творца и все портится в руках человека», ‑ идеологическую компоненту. Но она в них ‑ не главная: ведь эти учения (речь, разумеется, идет о мировых религиях типа христианства или ислама) всегда подчеркивают вечное и светлое в «мире человека», стремящегося к Богу.