Читать «История русской церкви (Том 3)» онлайн - страница 14

Какого-либо открытого противодействия и борьбы со стороны язычества святая вера уже не встречала в России. Если по временам являлись еще волхвы, то уже не с прежним характером, не как защитники древних языческих верований и враги христианства, а только как кудесники и знахари, усвоявшие себе силу чудесных врачеваний; по крайней мере, не видно, чтобы они вооружались против святой веры, как было прежде, и старались отвлекать от нее. Самое влияние их на народ, хотя продолжалось, но значительно ослабело: так, в 1227 г. новгородцы сожгли четырех волхвов на Ярославовом дворе, подозревая их в волшебстве [*64].

Глава II.

Монастыри.

Высокое значение монастырей, какое приобрели они в Русской Церкви со времени основания Киево-Печерской обители, продолжалось и теперь; особенно настоятели монастырей после иерархов являются главными действующими лицами в событиях церковных, а иногда и гражданских. Но судьба самих монастырей с изменением обстоятельств Церкви и отечества немало изменилась: жизнь иноческая, которая прежде утвердилась и процвела преимущественно в Киеве и вообще в пределах южнорусских, нашла теперь для себя новое поприще в области Суздальской и других местах средней полосы России, а вместе с тем развивалась более и более в областях Новгородской и некоторых северных, ей сопредельных.

I

Во главе киевских и вообще южнорусских обителей стояла, как и прежде, знаменитая обитель Киево-Печерская. Это видно из того, что настоятели ее в ряду других настоятелей занимали всегда первое место, а вместе из того, что они только одни во всей южной России начали называться архимандритами, не оставляя, впрочем, и прежнего своего имени — игумен: последним именем выражалось их начальственное отношение к своему монастырю, а наименованием архимандрита — их отношение к прочим настоятелям и первенство над ними. С какого времени и по какому праву киево-печерские игумены усвоили себе имя архимандрита, неизвестно, но в первый раз, по летописи, это имя встречается за ними в 1174 г. [*65] Согласиться, будто имя архимандрии дал Киево-Печерской обители Андрей Боголюбский еще в 1159 г., возведши ее вместе на степень лавры и ставропигии великокняжеской и патриаршей, т. е. независимой от Киевского митрополита, мы не можем, несмотря на уцелевшую копию с мнимой грамоты Боголюбского [*66]. Грамота эта написана таким языком, каким писали в Киеве только к концу XVI и в XVII в. под влиянием языка и владычества польского: здесь неоднократно встречаются выражения: на вечные часы, подлуг узаконения патриаршаго... на потом в роды и роды, мает или не мает быта инако, зрушити сию данину и под.; определяется даже Киево-Печерскому монастырю брать с одного села семьдесят грошей польских. В содержании грамоты еще более несообразностей. В первых строках ее говорится, что Андрей Боголюбский, как только начал княжить «в преименитом стольном городе Киеве», тотчас, по завещанию своего отца Юрия Долгорукого, дал эту грамоту Печерскому монастырю; а в конце замечено (не цифрами, а словами), что она дана в 1159 г. Но известно, что Андрей Боголюбский тогда еще не владел Киевом и что, овладевши им уже в 1169 г., никогда сам не княжил в Киеве. Далее говорится, что грамота дана за благословением Константинопольского патриарха Кир Силивестра, между тем как патриархом в Константинополе был тогда Лука Хрисоверг. Еще далее Боголюбский объясняет, что он дал города Василев и Мическ с разными угодьями Киево-Печерскому монастырю, между прочим, для того, да не угасает свеча «у гроба святого отца нашего Феодосия и идеже мощи отца моего великого князя Юрия Владимировича лежат»; но Юрий Долгорукий погребен был не в Печерском монастыре, а в Спасском Берестовском, который был тогда самостоятельным монастырем [*67]. Киево-Печерской лавре грамотою подчиняются четыре монастыря: Пустынный-Николаевский киевский, Елецкий черниговский, Свенский под Брянском и Спасский Новгорода Северского, но над Черниговом Боголюбский никогда не имел власти, а Свенский монастырь под Брянском основан уже в 1288 г. сыном святого Михаила, князя черниговского, Романом. [*68] Мы отнюдь не отвергаем, что Андрей Боголюбский мог дать Киево-Печерскому монастырю грамоту на обладание разными угодьями и самым городом Василевым, которым действительно впоследствии владела лавра; не отвергаем, что грамота эта могла сгореть во время пожара в 1590 г., как уверял тогда настоятель лавры. Но говорим только, что известная ныне копия с этой грамоты, снятая по просьбе киево-печерских властей в 1592 г. будто бы с другого, подлинного, списка, хранившегося в патриаршем константинопольском архиве, и засвидетельствованная патриархом Иеремиею, не может быть признана подлинною: патриарх, по его собственным словам, поручал сделать справку в архиве своему логофету Иераксу и, не зная сам русского языка, при доверии к логофету, мог ненамеренно засвидетельствовать подложную грамоту [*69]. Надобно прибавить, что до нашествия на Россию монголов ни в летописях, ни в посланиях святых Симона и Поликарпа, которые сами были постриженцы Киево-Печерского монастыря и писали о печерских подвижниках в 1-й половине XIII в., ни в других каких-либо памятниках монастырь этот не называется нигде ставропигиею [*70]. Напротив, из летописи известно, что в 1168 г. Киевский митрополит Константин II сам с своим Собором, без сношения с Цареградским патриархом, осудил на заточение киево-печерского игумена Поликарпа, чего не могло бы быть, если бы монастырь Печерский считался патриаршею ставропигиею.