Читать «Политический сыск (Истории, судьбы, версии)» онлайн - страница 35

А услужливый Фаддей Булгарин? Он с некоторых пор доверием у Бенкендорфа не пользовался. Настырная, пакостная душа. Проверили один из доносов на издателя «Отечественных записок» А. Краевского — конкурента булгаринского в издательском деле. Нечист оказался на перо Фаддей Венедиктович. Специалисты из Третьего отделения узрели, что документ Булгарина построен на недобросовестно подобранных цитатах, и ткнули нелицеприятным выводом: «Г-н Булгарин хорошо знает, что нет книги в свете, не исключая и самого Евангелия, из которых нельзя было бы извлечь отдельных фраз и мыслей, которые отдельно должны казаться предосудительными». Неплохие все же профессионалы трудились в Третьем отделении — через столетия смотрели. Но и о днях текущих пеклись: мало ли что нечистоплотен Булгарин, зато, если на него нажать, — на все согласен.

Разные они были — литераторы, поэты, статские и коллежские советники. Но увидеть надо было главное — за что зацепить? Как увидел это полицейский чиновник, когда писал в рапорте о сомнениях коллежского советника Бландова: «Следует ли все говорить относительно финансов и будет ли он огражден от преследований министра, об управлении которого он может доставить массу самых интересных сведений».

Бенкендорф звал к сотрудничеству многих интеллектуалов, героев своего времени. Особенно радовался перебежчикам — вчерашним вольнодумцам. Как, например, Якову Николаевичу Толстому. Декабрист, председатель общества «Зеленая лампа», обожатель Пушкина. И вот выбрал службу у Бенкендорфа. Служил талантливо, по заграничной части, под «крышей» корреспондента министерства народного просвещения во Франции. И когда вернулся в Россию, подал Бенкендорфу умнейшую записку о способах подкупа западной прессы и методах идейной борьбы. Будто инструкцию писал: «Статьи, имеющие целью отражать памфлеты наших противников, должны быть основаны на фактах и должны быть написаны без всяких колкостей и самовосхваления, с легкой и приличной шуткой, и подкреплены энергичной аргументацией и разумными убедительными доводами». Записка Толстого из 1837 года, а звучит и через 165 лет. Интересно, знали ли о ней потомки?

Очень ценил таких сотрудников Бенкендорф. В деле Толстого генеральская резолюция: «Написать ему (Толстому. — Э. М.), что Император очень доволен его усердием, а я восхищен им».

Пушкин в «Стансах Толстому» пророчествовал: «Поверь, мой друг, она придет, // Пора унылых сожалений...» Но мало кто думает о такой поре. Что думать о ней, когда энергия бурлит, когда отличиться хочется, быт поправить, важность обрести. Поэтому и говорил Бенкендорф своим секретным чиновникам:

 — Ищите тщеславных, самолюбивых, амбициозных, обделенных, завистливых, горделивых, авантюристов, демократов, патриотов. Есть, правда, несговорчивые. С Пушкиным говорили — отказался. Вот Белинский, Лермонтов... С ними вообще-то не говорили. Твердокаменные. Но редкость, редкость...

Загадка Бенкендорфа

Верил ли Бенкендорф в то, что делал? Вероятно, да. Без веры дело мертво. Особенно его дело — охранять власть в России, ограждать от либеральных и революционных идей, что опаснее взрывчатки. Сколько изобретательности и энергии сие дело требовало, чтобы не быть мертвым!