Читать «Автопортрет с устрицей в кармане» онлайн - страница 42

— Меня удивляют люди, — сказала мисс Робертсон, — которые находят в этой картине что-то веселое, какой-то намек на беспечные радости. Где они это видят? Посмотрите, как темна листва, сквозь которую белеет мрамор, в какой безнадежной позе застыл этот молодой человек, чьего лица мы не видим; как потерянно опустила руки пастушка! Неужели это праздник?

— Кстати, о мраморе, — сказал мистер Годфри. — По-моему, на нем какие-то буквы, не могу разобрать.

— Я думаю, это просто тень от ветвей, — сказала Джейн. — Или трещины.

— Никогда не приглядывался, — сказал мистер Годфри. — Интересно.

— Это надгробие? — спросил Роджер. — Тогда место для праздника действительно неудачное. Так вот, если викарий…

— Конечно…

— На каких шатких основах, — продекламировал Роджер, — зиждут обманутые души свои упования на вечное блаженство? Они любят грех, затверживают его, как прилежный школьник, — они ждут вечной милости как чего-то, что им само собой полагается, — робкому шепоту совести они отвечают, что будет еще время для покаяния: жалкое утешение! в какую бездну муки погрузит преступных этот обман?

— Добрый вечер, — сказал инспектор, входя из сада.

— Викарий сочинил проповедь, — обратился к нему Роджер, — о том, что смерти больше не будет, и шел в библиотеку, чтобы справиться с источниками, но по дороге отвлекся на картину и задумался о том, что она нам говорит.

— Хорошая картина, — сказал инспектор.

— Интересно, о чем думает пастушка, — сказал Роджер. — Она ведь не видит волка?

— С той точки, где она стоит, — сказал инспектор, — нет, конечно.

— Я бы и сам его не заметил, — сказал Роджер, — если бы сэр Джон в свое время мне его не показал. Если не знать, так просто не увидишь.

— Да, сэр Джон разбирался в искусстве, — сказала Джейн. — Особенно в последние годы. В библиотеке лежит куча его выписок.

— Все-таки в ней есть что-то загадочное, — сказала мисс Робертсон.

— Один итальянский художник, — сказал Роджер, — имя которого я сейчас не вспомню, прославился тем, что на каждой картине помещал маленькую сову и наконец добился, что люди перед его полотнами начинали искать сову и не расходились, пока ее не обнаруживали. Конечно, это было непросто, ведь он водворял сову в неожиданных местах, то на плече у пахаря, то среди фигур на шахматной доске, то в чашке с бульоном на пиру у Ирода, то внутри другой совы, побольше, зато, когда люди находили сову, они улыбались друг другу с понимающим видом и говорили: «Здорово он ее запрятал, ничего не скажешь! Ну, пойдем теперь дальше».

— Зачем он это делал? — спросила Джейн.

— Из чистого озорства, — сказал Роджер, — или хотел сказать что-нибудь вроде «природа любит прятаться», ученым ценителям по нраву такие вещи; главное, ты вправе считать, что сова — именно то, что хотел тебе сообщить автор, и что ты хоть и потратил время, но все-таки нашел то, что он хотел сообщить. Старые добрые времена. Теперь не так.

— Скажите, викарий, — спросил инспектор, — что вы о ней думаете?

— Когда я смотрю на нее, — промолвил викарий, — то всякий раз вспоминаю одну легенду о том, как возникла живопись. Их много, но я вспоминаю эту. Согласно ей, живопись берет начало от лидийца Гигеса, который, сидя у огня, вдруг взял уголь и обвел на стене свою тень.