Читать «Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II» онлайн - страница 2

К числу подобных живых опровержений нелепой пословицы принадлежат герои настоящего нашего рассказа — сыновья Густава Вазы Эрик и Иоанн, один за другим наследовавшие отцовский престол. Первый воскресил в своей жалкой личности черты не Густава Вазы, но заклятого врага великого освободителя Швеции страшного Христиерна II, и до такой степени, что биография его кажется снимком с биографии тирана датского.

Эрик, сын Густава Вазы и Катерины Лауэнбургской, родился 15 декабря 1533 года и в детстве обнаружил много ума и богатых способностей, развитых превосходным воспитанием. Достигнув лет юности, Эрик начал вникать в ход государственных дел, внутренних и внешних, обращая особенное внимание на быт народный, прилагая по мере возможности все старания к его изучению. Теплое сочувствие молодого принца к простому народу снискало ему искреннюю любовь последнего и ненависть дворянства. Став, таким образом, между двух огней, Эрик почувствовал первые признаки того морального недуга мизантропии, которым страдали Христиерн II, Карл IX, Иван Грозный, недуга особенно страшного в государях. Он сделался угрюм, задумчив; начал чуждаться общества и относиться ко всем окружающим с крайним недоверием. По целым дням, преимущественно в унылую осеннюю пору, Эрик бродил по окрестностям столицы, находя особенную прелесть в шорохе блеклой лесной листвы, в завываньях вечернего ветра, заволакивающего тучами холодное, северное небо. Будь он поэтом, Эрик, вдохновляемый этой обстановкой, писал бы элегии; композитором — он переложил бы на ноты дикие мелодии осени, художником — он передавал бы полотну бледные красоты умирающей природы. Тогда меланхолия принца снискала бы ему хоть славу скромного артиста… но не глазами артиста смотрел Эрик на мир Божий, а меланхолия побуждала его не к творчеству, а к разрушению. В долгие часы бессонницы Эрик мечтал о женщине, объятия которой могли бы служить ему наградою за все страдания его юной души; о женщине, которая могла бы одним своим словом направить, может быть, на добрую дорогу могучие душевные силы бедного меланхолика. Мечты оставались мечтами; в толпе придворных красавиц не нашлось ни одной, которая хоть бы несколько приближалась к идеалу, созданному больным воображением Эрика. До времени отложив поиски предмета любви, принц ощутил иную потребность — дружбы. Из трех братьев, сыновей Густава Вазы от второго брака его с Маргаритою Лейонховуд, ни один не только не сходился характером с Эриком, но все трое были в неприязненных отношениях к нему. Источником неприязни братьев было чувство, побудившее Каина умертвить Авеля, т. е. зависть, зависть обоюдная. Эрик обижался на отца за любовь к сыновьям от второго брака, за предоставленные им обширные права и титулы; Иоанн и Карл, в свою очередь, не могли примириться с мыслью, что придет время, когда они принуждены будут склонить головы перед старшим, сводным братом и признать его своим государем, а себя его подданными. Образовались при дворе две партии' большинство вельмож приняло сторону Иоанна финляндского и Карла, герцога Зюдерманланда, народ стоял за интересы Эрика… Душою этой народной партии был друг наследника престола, Иоран Пеэрсон, человек низкого происхождения, лестью и пронырствами, а главное — угодливостью страстям Эрика сумевший овладеть его волей, «околдовавший» принца и во все продолжение его царствования игравший при нем роль демона-искусителя. Пеэрсон убедил Эрика, что всеобщий страх и ужас должны быть надежнейшими опорами власти королевской; что кровь и слезы — прочнейший цемент государственного здания и наилучшая смазка механизма правительственной администрации. «Быть недоверчивым на словах, — говорил Пеэрсон, — этого недостаточно. Недоверчивость в короле должна проявляться на деле. Навлекший на себя подозрение государя, хотя бы неосновательное, должен быть непременно заточен в темницу, даже предан казни. Если впоследствии окажется, что он был невинен, этим возмущаться нечего: казнь одного невинного нагонит ужас на сотни виноватых!»