Читать «Социальная психология и история» онлайн - страница 152

История и истории

Остается рассмотреть ту общность, которой мы не касались до сих пор, — человечество.

Между тем это — краевая категория, или предельное понятие, всякого социологического мышления, и контуры социальной психологии останутся незавершенными, пока не привлечена и эта максимально большая общность. В ряде случаев люди представляют свое “мы” как составную часть наиболее обширного целого — всего рода человеческого или совокупности всех живущих на земле людей. В основе интернационализма лежит сознание неразрывной причастности рабочего, национально-освободительного, социалистического движения отдельной страны к соответствующему мировому движению, убежденность в необходимости взаимосвязи и взаимопомощи трудящихся в масштабах планеты.

Представление о человечестве в целом в особенности воздействует на политические, морально-этические и научно-логические идеи и на связанные с ними чувства.

С древних времен в политическую мысль вплелось понятие “всемирность”. На деле ни одна попытка установления всемирной власти не удавалась, и множество племен и народов оставалось вне поля зрения даже таких “завоевателей мира”, как Александр Македонский. Но в философии стоиков уже присутствовала теория потенциального единства или объединения всего человечества. Что уж говорить о политиках, идеологах и мечтателях средних веков и нового времени.

В этике, как части философии, всегда незримо присутствует “человек вообще”. Не член того или иного конкретного “мы”, противостоящего каким-либо “они”, а человек вне этих делений. Можно сказать, что само философское понятие “этика” существует лишь в той мере, в какой существует понятие “человечество”. В противном случае речь идет лишь об обычаях.

Но в самой сильной степени идея человечества присутствует в бытии науки — всякого доказательства, всякого акта логики. В глубоких недрах движения научной мысли лежат истины, ставшие абсолютно ясными со времен Декарта: доказательность чего-либо, признание логической необходимости и обязательности подразумевают “любого человека”, т.е. человека, свободно взаимозаменяемого со всяким другим, кроме малых детей и душевнобольных. Нет науки без признания единой природы разума у всех народов и индивидов, сколь угодно разнящихся по всем другим культурно-историческим признакам. Стоит отказаться от этого принципа, и истина перестает быть истиной, становится условным соглашением среди людей какой-либо общности, не обязательным для другой, и, следовательно, — неистиной. Таким образом, можно сказать, что не только существование человечества как целого служит отдаленной предпосылкой возможности существования науки, но и что существование науки с необходимостью требует от человеческого ума понятия человечества.