Читать «Роман с автоматом» онлайн - страница 27

Дмитрий Петровский

После того как рабочий день кончился, я переоделся в мою одежду, сунул в карман конвертик с чаевыми и вышел из ресторана. Я чувствовал себя усталым, почему-то усталым как никогда. Я подумал, что надо сразу упасть на кровать, заснуть, чтобы наутро быть свежим. Но долго заснуть не мог, ворочался с боку на бок, думал про завтрашний день, представлял себе, о чем мы будем говорить, вспоминал моих посетителей… За окном машина тяжело поднималась по улице, взревывая мотором, через все тело шел какой-то странный пульс. Я никогда не был на свидании… Почему-то на секунду представилась дорога, длинная, от моего родного города, через всю страну и дальше, до Хоринер-штрассе, дорога как вектор, сгусток напряжения, автомобильный рев. Акселерраторрррр… Еще были британские автомобили, и бумажки, какие-то бумажки… Я уснул.

ЧЕРНАЯ ПОВЯЗКА

Прошло лето, наступило первое сентября, тот день, когда я должен был повесить на плечи свой китайский ранец, взять в руки букет цветов и пойти в школу, как это сделал Саша и еще сотни детей нашего города, достигших шести– или семилетнего возраста. Но я не пошел в школу. Вместо этого первого сентября мы с матерью сели в трамвай и поехали в какой-то неизвестный район города, в котором я никогда еще не был. Всю дорогу мать выглядела странной, будто встревоженной, гладила меня по голове, доставала из сумки пакетик с волшебной надписью «HARIBO» и совала мне в рот разноцветных немецких мишек. Трамвай привез нас к огромному серому зданию, посмотрев на которое я сразу же вспомнил Ленинград. Потом вспомнил Сашу, который сегодня, нарядно одетый, с ранцем и цветами, держа за руку маму, шагал в школу, и спросил, почему я тоже не могу сегодня идти в школу.

– Пойдешь потом. Сейчас надо, чтобы тебя посмотрел доктор. Серое здание оказалось больницей. Пока мы поднимались в лифте, шли по белым коридорам, от которых веяло холодом, мимо каталок, больных, кабинетов с одинаковыми синими табличками, я почувствовал себя ужасно тоскливо, как всегда при посещении доктора.

– Мам, опять будут палочки в нос засовывать? – спросил я.

– Ира, сынок, Ирра! – Мать снова погладила меня по голове и засунула в рот сразу двух мишек, красного и желтого, слипшихся спинами. – Нет, не будут!

Доктор, к которому я пришел, действительно не засовывал палочек в нос, не заставлял говорить «А-а-а-а!», не ковырялся лопаткой в горле. Он даже не просил снять рубашку и не слушал меня. Первым делом он осмотрел мои фотографии, по порядку, как они были сняты: ленинградские, новогоднюю, и, наконец, фотографию, сделанную в подвале. Потом долго смотрел мне в глаза, просил смотреть то на него, то на его ухо, то на потолок. Потом просил смотреть в какую-то машину, похожую на бинокль, приделанный к большой металлической коробке, а сам смотрел с другой стороны. В темных окулярах бинокля тускло светились два оранжевых крестика, иногда они поворачивались, и, если присмотреться, в центре крестиков можно было увидеть чьи-то зрачки, мои, или, может быть, доктора.