Читать «Условие» онлайн

Юрий Вильямович Козлов

Условие

Повесть

Глава первая. Каналы

…Так бывало в детстве, когда, что-нибудь сломав, разбив или потеряв, Феликс не мог поверить, что это окончательно и невозвратно. Ему казалось, стоит зажмуриться, забыться на секунду-другую в насильственном сне, всё вернётся на круги своя, жизнь и дальше потечёт как ей назначено — без ненужного, нелепого эпизода, когда случилось то, что случилось и, как ни странно, случилось навсегда. Он вдруг запоздало осознавал, сколь хороша, и привольна была его жизнь до проклятого ошибочного происшествия и сколь мало он, свинья, это ценил.

Исцарапанная крышка школьного стола, чёрное в мутных меловых туманностях пространство доски, светлые, как стружка, волосы Кати Сурковой, цилиндрическая под фонтанным пробором голова Серёги Клячко, матовые шары светильников, свисающих с потолка на мохнатых от пыли паучьих железных стержнях, многоликий миллионооконный город, чугунная литая решётка канала за окном, слова учительницы, летающие в воздухе, но не касающиеся сознания, — всё, что недавно составляло быстро меняющуюся, но неизменную в щадящей своей безобидности суть бытия, вдруг обрело миражную зыбкость, гадкую какую-то относительность. Феликс, как любой нормальный человек в шестнадцать лет, полагал, что повелевает миром, на самом же деле был не в силах совладать с собственными фантазиями. Они несли как взбесившиеся кони, раздваивали душу. Это бывший Феликс безмятежно просиживал штаны на уроке географии, снисходительно поглядывал на разноцветную карту Европы, границы которой якобы немедленно распахнутся перед ним, стоит только пожелать. Пожалуйте, Феликс Фёдорович! Нынешний — маялся, крутился, менялся, словно сырая глина под твёрдыми пальцами неведомого гончара. Бывшему капризному Феликсу хотелось, чтобы жизнь оказалась сном. Нынешний с болезненной отчётливостью понимал, что проснулся, и проснулся окончательно.

То было странное, растянувшееся во времени пробуждение.

Быть может, оно началось много лет назад, когда Феликс увидел в заснеженном сквере двух собак. Снег косо летел под фонарями, на сугробах лежали фиолетовые тени. Феликса удивило не столько непривычное положение собак, сколько игриво-хитренькое, блудливое выражение на их мордах. Мохнатые уши были дурашливо оттопырены, глаза весело поблёскивали, с высунутых языков поднимался пар. «Они… дерутся?» — спросил Феликс у матери. «Пошли вон!» — крикнула мать на собак, но те не сдвинулись с места.

Наверное, пробуждение продолжилось в летнем лагере, куда Феликс поехал на первые свои школьные каникулы. По утрам, если была хорошая погода, их уводили к заливу. Возле берега было мелко, вода прогревалась. Повсюду из воды торчали валуны. Солнце высушивало их спины, водная же часть ледниковых доисторических камней была покрыта живым шевелящимся мхом, отчего казалось, камни куда-то ползут. Когда шёл дождь, детей усаживали за столом в крытой беседке. Приносили пластилин — длинный, обёрнутый в шуршащую фольгу, тёмно-зелёный брус, от которого каждый мог отщипывать сколько душе угодно. Соседкой Феликса частенько оказывалась девчонка со смешными косичками-хвостиками и широко расставленными серыми глазами, которые она никогда не отводила, когда смотрела в глаза другим. В иные моменты девчонка забирала над всеми непонятную власть. Все ей поддакивали, дружно смеялись над её шутками. Шутки были на определённую тему. Феликс тоже смеялся, хоть и не всё понимал. Она была пигалицей, но почему-то не стыдилась говорить о том, о чём стыдился он. Вылепив две фигурки, девчонка притиснула их друг к другу, положила на ладонь, показала Феликсу. «Что они делают?»—«Не знаю», — Феликс покраснел. «Где ты живёшь?» — вдруг спросила девчонка. «В Ленинграде, где же ещё?» — растерялся Феликс. «Сколько у вас комнат?» — «Две, а что?» Девчонка смяла в ладони фигурки — они вернулись в хаос, в мягкое тёмно-зелёное небытие, из которого так загадочно и неприлично вышли. «Потому и не знаешь, что две комнаты, — засмеялась девчонка, тряхнула косичками-хвостиками, — мы в одной живём, я знаю».