Читать «Под крылом мотылька» онлайн - страница 4

Проснулся он в панике: очень уж не хотелось быть снова битому. Принюхиваясь, заметался по гладкому полу. На этот раз запах привел к синей плошке, накрытой бумагой, где часто сидел в наказание… И он опростался, едва взгромоздившись на место с полным брюшком, а затем, подчиняясь «инстинкту захоронения», начал топтать и терзать коготками бумагу. На шум прибежала хозяйка, и, вместо того, чтобы бить и браниться, вдруг принялась осыпать его ласками, называя: «Лепушкой», «Лапушкой», «умницей», потом вымыла плошку и накрыла свежим листком.

– Опять притворяются, – недоверчиво думал котенок. На кухне в розеточке он обнаружил вареную рыбу, и, хотя еще не был голодным, на всякий случай умял – «кто знает, что ждет впереди» – и вернулся к поющей трубе.

В этот день еще раза два мыли плошку. Оставшись небитым, котенок повеселел, не догадываясь, что ему уготовано вечером.

Хозяин, вернувшись из института, выслушал новость, спрятал еще не проснувшегося малыша под пальто и вышел из дома. Котенок учуя мороз, – задрожал, запищал и, цепляясь когтями, обезумев от снежного блеска и ледяного дыхания улицы, стал карабкаться на человека, словно на дерево.

– Им надоело возиться со мной! – решил он. – Я пропал!

3.

– Знаешь, мама, – сказала однажды Ирина Кошко – сегодня какой-то нахал в электричке решил ко мне приставать: «Можно, девушка, мне вас спросить?» Отвечаю: «Валяй».

– У вас есть телефон?

– Ну допустим.

– Дайте его записать.

– Для чего?

– Позвонил бы.

– А, может, сразу зайдешь?

– Я б зашел.

– Так в чем дело? Просись ночевать.

– А что, можно? – таращится. Я ему басом: «Сопли утри, да катись, пока ухи целы'» – Отвалил!

– Глупая ты, Ирина, – вздохнула мать. – Вечно кого-то из себя корчишь.

– А чего с ними чикаться – с мужиками-то? Кончилось их времячко!

– Кто тебе это сказал?

– Ты сама так думаешь!

– С чего ты взяла?

– Не слепая – вижу!

– Ничего ты не видишь…

– Вижу! Не хуже других!

– А ну тебя! Хватит! – отмахнулась Ольга Сергеевна.

Ей было не до дискуссий. Как всегда в конце дня ныло сердце. Из зеркала на нее смотрела невысокая женщина, лет пятидесяти с притушенным усталостью взглядом и злыми морщинками над верхней губой. Разувшись, повесив пальто, она проходила мимо дочери в спальню и, скинув одежду, плюхалась на «корову», уставившись в потолок. Перед глазами еще мелькали осточертевшие за день строительные площадки, раскрашенные казарменной краской стены залов и закутков, где между столами и досками суетились бледнолицые люди, с которыми она разбиралась в бесчисленных ляпах, допущенных в судороге, выдаваемой за деловитость – люди с которыми она пробовала договориться, от которых домогалась ясности и которые, в свою очередь, требовали от нее каких-то гарантий, согласований и подписей. Ольгу Сергеевну мутил один вид «проектных контор», называемых «институтами», по которым она таскалась с «возом» бумаг. Внутренности мастерских напоминали грязные стойла. Чтобы творчество зодчих не отрывалось от «почвы», их заставляли творить в удручающей тесноте и грязи, среди облупившихся стен и осыпавшейся штукатурки…