Читать «Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”). Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции» онлайн - страница 47

С неменьшей яростью набросился Филипп на протестантов Испании. Из Рима ему помогал папа Павел IV, в Испании – великий инквизитор Фернандо Вальдец. Как только были изданы королевские указы о преследовании еретиков, шпионы инквизиции рассеялись по всей стране. Арестовывать было приказано без пощады, по малейшему подозрению, и в первый же день в одной Севилье арестовали 800 человек. В тюрьмах не оказывалось наконец места для этих узников, в места заключения пришлось обратить монастыри и частные дома. “Инквизиторы, – говорит Прескот, – были в положении рыболова, который, закинув сеть, с трудом может тащить ее, потому что она рвется от тяжести попавшей в нее рыбы”... Суд над узниками воскресил мрачные времена Торквемады и Люцеро со всеми ужасами пристрастного допроса. Через 18 месяцев после первого ареста испанская инквизиция уже отпраздновала первые аутодафе в Вальядолиде, Гренаде, Толедо, Барселоне и Севилье. Самое торжественное происходило, опять в Вальядолиде в присутствии Филиппа II, 8-го октября 1559 года. На площади перед собором св. Франциска была устроена платформа, покрытая коврами и орнаментами, для членов судилища, против нее – королевский балкон, на середине – громадный эшафот. В 6 часов утра со всех церквей раздался благовест, возвещая о начале церемонии. На площадь в традиционном порядке прибыла процессия монахов, инквизиторов, осужденных и стражи. Филипп сидел на своем балконе, около него принцесса Иоанна, инфант Дон-Карлос, племянник короля Александр Фарнезе, иностранные послы, гранды королевства и духовные особы. Речь произносил епископ Куэнский. Когда он кончил, Вальдец громко воскликнул: “Господи, помоги нам!” – и стал приводить короля к присяге. “Ваше величество, – сказал он, – клянетесь ли крестом шпаги, на которую опирается ваша королевская рука, вечно поддерживать святое учреждение инквизиции против еретиков, отступников и покровителей их и доносить о всех действиях и словах их, которые дойдут до вашего высочайшего сведения?” Филипп ответил громко: “Клянусь!..” После чтения приговоров великий инквизитор отпустил грехи примиряемым с церковью, хотя большинство их все-таки было наказано, одни – вечным заключением, другие – продолжительным покаянием и все – конфискацией имущества. Осужденные на сожжение были преданы светской власти. Измученные пытками, они мужественно ожидали смертной казни. Большинство воспользовалось, впрочем, снисхождением, они исповедовались и были удавлены перед сожжением. Только двое оказались упорными до конца. Один из них был Дон-Карлос де-Сасо, флорентийский дворянин, ревностный лютеранин и проповедник лютеранства. Его вина усиливалась сочинением против католической церкви. 15 месяцев сидел он в тюрьме, но до конца оставался верен своим убеждениям. Когда накануне казни ему прочли смертный приговор, он попросил бумагу и написал обличение католицизма и апологию лютеранства. Отправляясь на костер, Дон-Карлос остановился около королевского балкона и грустно воскликнул: “Зачем ты мучишь своих невинных подданных?..” “Если бы мой сын, – ответил ему Филипп, – был еретик, – я сам сложил бы костер, чтобы сжечь его...” Другой упорный еретик был доминиканец Доминго де Рохало, сын маркиза Позы. Когда после чтения приговора с него сняли монашескую рясу и заменили ее санбенито – со времени Хименеса с андреевским крестом – он несмотря на смех невежественной толпы начал громко обличать жестокости и изуверство Рима. Раздраженный Филипп приказал надеть ему gag, кусок расщепленного дерева, которым захватывали губы... Филипп готов был надеть этот gag всем испанцам, потому что усердие его в преследовании ереси не знало предела и все казалось ему недостаточным. В порыве ревности к религии он учредил даже особую инквизицию, галерную и флотскую, как будто боялся, что если не на суше, то на море от него спасется какой-нибудь еретик. Инквизиторы спешили пользоваться изуверством Филиппа и хотели получить от него разрешение образовать особое воинство на защиту религии под названием Ордена Марии белого меча. У них уже была своя стража, которая усвоила себе имя прежней городской милиции, святая Германдала, но учреди король просимый орден, наследники Торквемады могли бы держать в страхе самих королей. На беду святого трибунала кто-то дал понять Филиппу, какую опасность представляла бы короне инквизиционная милиция, и привыкший властвовать король поспешил отказать инквизиторам. Во всем остальном он был рабом трибунала.