Читать «Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность» онлайн - страница 42

Взятый в плен англичанами Наполеон в это время приближался к скалистым берегам острова Св. Елены. Но его образ продолжал владычествовать на нашем полушарии не только в свежих еще воспоминаниях людей, но и в событиях, разыгравшихся на почве созданных им перемен в политической и общественной жизни Европы. Как бы ни было проникнуто деспотическим духом правление Наполеона, он оставался до последней минуты в глазах европейских монархов “воплощением Революции”. После его падения нужно было еще уничтожить и надежды на политическое обновление, посеянные двадцатипятилетним соприкосновением Европы с революционной Францией.

Революции нужно было противопоставить контрреволюцию. Во главе последней и выступил Меттерних. В стремлении к своей цели он встречал только одно препятствие, которое следовало прежде всего уладить. Оно заключалось в личности, сильно выдвинувшейся в последней кампании против Наполеона и считавшейся отчасти оплотом европейских либералов. Мы имеем в виду императора Александра I. К счастью для австрийского канцлера, царь сам переживал в эту эпоху внутреннюю реакцию, сблизившую его с Меттернихом.

Глава V. Эпоха реакции

Редко о какой-нибудь исторической личности было высказано столько противоречивых мнений, как об Александре I. Одни восторгались его великодушием, честностью, откровенностью, в то время как другие не находили достаточно резких слов для его характеристики. В нашу задачу не входит изложение причин этих противоречащих одно другому мнений об Александре I. Заметим только, что главнейшая из них заключалась в непостоянстве его взглядов и симпатий. В начале войн 1813 – 1814 годов он был в полном смысле слова либералом, но под конец этих войн, на почве физической и душевной усталости, у него развилось то религиозно-мистическое настроение, под влиянием которого он находился до конца своей жизни. Увлекаясь теми же религиозными идеями, Александр I составил наделавший так много шуму проект “Священного союза”.

Это случилось после Ватерлоо, в начале сентября 1815 года, когда Александр I предложил своим союзникам подписать договор, начинающийся словами: “Во имя Святой и единосущной Троицы”, и главное значение которого заключалось в следующем параграфе: “Согласно заповедям Священного Писания, обязывающим всех людей смотреть друг на друга как на братьев, трое подписавшихся под договором монархов, считающих себя связанными узами истинного и нераздельного братства и членами одного и того же отечества, обещают поддерживать и помогать друг другу во всяком случае и месте”. Этот договор подписали Пруссия и Франция, Англия же отказалась. Ее уполномоченный, лорд Кастельри, заявил о невозможности “...советовать английскому регенту подписать этот договор, так как парламент, состоящий из людей положительных, может дать свое согласие лишь на какой-нибудь практический договор о субсидиях или союзе, но никогда не даст его на простую декларацию библейских истин, которая перенесла бы Англию в эпоху святого Кромвеля и круглых голов”. “К чему все это? – говорил какой-то современник. – Разве монархи до сих пор не считали своею обязанностью руководствоваться этими принципами? И не известно ли всему миру братское чувство, воодушевляющее этих прекрасных властителей? Польше, Венеции, Генуе, Ломбардии и Бельгии они хорошо знакомы. Лишняя роскошь выражать на куске пергамента чувства трех монархов, ибо никогда бумага не будет так внушительно говорить, как их собственные действия”.