Читать «Фавн на берегу Томи» онлайн - страница 102

Толпа бурно влеклась за ним, хватала за рясу и руки, а владыка неуклонно смотрел через них и бросал краткие слова, и эти слова утопали в шарканье ног по плитам паперти, в гуле просьб, жалоб и неумолчного режущего слух трезвона.

— Вера — прибежище наше… Не пещитеся о многом. Едино на потребу…

— Позвольте! Позвольте! — гудел большой дьякон, раздвигая перед владыкой людей, освобождая путь к карете.

Через мгновение гордый старик, поддерживаемый руками служек, полез в поданную карету, напоминавшую катафалк.

— Освободить проезд! Дать проезд! — голосил толстый полицейский, освобождая дорогу.

Только катафалк втянулся через ворота на Монастырскую улицу, как проход сомкнулся, и толпа водоворотом ринулась через железные врата из монастыря прочь, и через пять минут церковный двор вновь опустел. Только несколько человек остались неприкаянно по нему бродить.

Во всей этой суете Бакчаров позабыл, зачем он сюда пришел, и, как только храм оказался свободным, рассеянно вступил под низкие массивные своды.

В душном опустевшем храме горели паникадила, и от самой паперти до амвона и царских врат была все еще расстелена красная архиерейская дорожка. Подсвечники обтекали воском, и висел сгущенный дух покинувшего храм народа.

Бакчаров, чувствуя себя с похмелья неловко в храме, подошел к центральной Казанской иконе на аналое, неуклюже перекрестился, прикоснулся губами к зацелованному образу и надолго прильнул к нему липким холодным лбом. Потом выпрямился, обернулся, как ребенок, окинул своды беспомощным взором, почувствовал себя глупо и неуютно, вздохнул и, осторожно ступая, пошел прочь. Только он хотел выйти под колокольню в притвор, как одна древняя богомолка, сидящая на лавке у дверей, протянула руку, останавливая его.

— Токмо в монастыре упасение! — испуганной скороговоркой сказал старуха. — Нет в миру правды! Токмо в монастыре упасение!

Бакчаров, желая поскорее уйти, пятясь к выходу, быстро покивал, поблагодарил за совет и поспешно покинул храм.

Во дворе он вспомнил о цели визита, стал раздавать милостыню и задавать попрошайкам один и тот же вопрос. Потом вышел за ворота и остановился возле нищего, мимо которого проходил в этот день как минимум пару раз.

Под тополем у дороги, на сырой земле сидел дед, высокий, сухой, весь в морщинах, с пустой неухоженной бородой — ненужный старик, каких множество на Руси. Глаза были полуоткрыты. Он сидел возле перевернутой лохматой шапки. Сердце защемило у Бакчарова, когда он узнал в нем своего верного ямщика. Он вспомнил, как Борода поил его хвойным отваром и как утешал его и пел мягким басом свои тихие песни. Перед ним далеким сном всплывали таинственные воспоминания о добром великане, несущем его по лесистым горам, переступающем сибирские реки. Он вспомнил, как доверял этому деду и что ямщик был для него в дремучей тайге самым дорогим существом. И вот теперь старик с почерневшим лицом и слипшейся бородой полулежал под деревом у беленой монастырской стены и молча ждал, когда ктонибудь сжалится и бросит монету в его ямщицкую шапку.