Читать «Реформы и реформаторы» онлайн - страница 39

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, забрали его, так же как и других шляхетных детей, в «школу математических и навигацких, то есть мореходных, хитростных искусств». Школа помещалась в Сухаревой башне, где занимался астрономическими наблюдениями генерал Яков Брюс, которого считали колдуном и чернокнижником: кривая баба, торговавшая на Второй Мещанской мочеными яблоками, видела, как однажды зимнею ночью Брюс полетел со своей вышки прямо к месяцу верхом на подзорной трубе. Пахомыч ни за что не отдал бы дитя в такое проклятое место, если бы ребят не забирали силою.

Укрывавшиеся дворянские недоросли, привезенные из своих поместий под конвоем, иногда женатые, тридцатилетние и даже сорокалетние младенцы, сидели рядом с настоящими детьми на одной парте и зубрили по одной книжке с картинкою, изображавшею учителя, который огромным пуком розог сечет разложенного на скамейке школьника, – с подписью: Всяк человек в тиши поучайся. Все буквари обильно украшались розгочными виршами:

Благослови, Боже, оные леса,Яже розги родят на долгие времена.Малым розга березова ко умилению,А старым жезл дубовый ко подкреплению.

И царским указом предписывалось: «Выбрать из гвардии отставных добрых солдат и быть им по человеку во всякой каморе во время учения, и иметь хлыст в руках; и буде кто из учеников будет бесчинствовать, оным бить, несмотря какой бы виновный фамилии ни был».

Но как ни вбивали в головы науку малым – хлыстом и розгою, большим – плетями и батогами, все одинаково плохо учились. Иногда в минуты отчаяния певали они «песнь вавилонскую». Начинали старшие хриплыми с перепою басами:

Житье в школе не по нас,В один день секут пять раз.

Малыши подтягивали визгливыми дискантами:

Ох, горе, беда!Секут завсегда.

И дисканты и басы сливались в дружный хор:

И лозами по бедрам,И палями по рукам.Ни с другого слова в рожу,Со спины дерут всю кожу.Геометрию смекай,А пустые щи хлебай.Ох, горе, беда!Секут завсегда.О, проклятое чернило!Сердце наше иссушило.И бумага, и пероСокрушают нас зело,Хоть какого молодцаСгубит школа до конца.Ох, горе, беда!Секут завсегда.

Немногому научился бы Тихон в школе, если бы не обратил на него внимание один из учителей, кенигсбергский немец пастор Глюк. Выучившись русскому языку с грехом пополам у беглого польского монаха, Глюк приехал в Россию обучать «московских юношей, аки мягкую и ко всякому изображению угодную глину». Он разочаровался скоро не столько в самих юношах, сколько в русском способе «муштровать их, как цыганских лошадей», вбивать им в головы науку плетьми. Глюк был человек умный и добрый, хотя пьяница. Пил же с горя, потому что не только русские, но и немцы считали его сумасшедшим. Он писал головоломное сочинение «Комментарии на комментарии Ньютона к Апокалипсису», где все христианские откровения о кончине мира доказывались тончайшими астрономическими выкладками на основании законов тяготения, изложенных в недавно вышедших Ньютоновых «Philosofiae Naturalis Principia Mathematica».