Читать «Юлиан Семенов» онлайн - страница 37

Ольга Юлиановна Семенова

Пятьдесят лет спустя, холодной зимой, влезут в дом подростки из соседнего городка, побьют окна, напившись принесенным пивом, расшвыряют по полу бутылки, поломают мебель, искалечат припасенным молотком рояль. Так и останется он стоять в пустом доме — с оторванной крышкой, с выбитыми зубами клавиш — безмолвным, страшным укором…

Когда папа заглянул в залитую солнцем мастерскую, где по дощатому полу весело прыгали солнечные зайчики, Петр Петрович заканчивал натюрморт «Клубника на столе». Ярко-красные ягоды с зелеными листьями на коричневом столе были написаны так, что казалось, подойди к холсту, — и уловишь их запах. Затаив дыхание, он стоял за спиной Петра Петровича и завороженно наблюдал за работой, а потом решился спросить, отчего на палитре черная краска, ведь на картине ее нет. И Дадочка с удовольствием объяснил, что ни одну, самую яркую и солнечную картину нельзя написать без черной краски, потому что лишь она может передать игру света и тени.

Не знаю наверняка, но думается мне, что в той по-бунински светлой мастерской, подле доброго, красивого Петра Петровича все окончательно для папы решилось. Невысказанная боль за отца, невытравленный романтизм, глубокие, не по возрасту, знания, надрывные стихи, ревнивая любовь к «Тегочке» (так он называл маму) — все это, бурлившее в нем в первозданном хаосе, переплавилось в нечто, не объясненное наукой, но бесконечно прекрасное — вдохновение. Он начал писать.

Героем одного из его первых наивных рассказов стал молодой художник, погибающий на войне. Прототипом послужил сын Петра Петровича Михаил, раненный в финскую войну. Сразу после этого он и написал цикл рассказов «37–56» об отсидке отца и о 37-м. Расценивавшиеся как антисоветские, напечатаны они быть не могли, лежали в столе.

Главной работой отца в то время стала журналистика — много писал для «Огонька». Первая его командировка была в Таджикистан. Он привозил захватывающие репортажи об охотниках на тигров, об отлове архаров, выходил в Северное море с рыбаками, бродил с геологами по тайге, побывал на стройках в отдаленных районах Сибири. Уже тогда четко обозначился его интерес к экстремальным ситуациям, далеким и опасным уголкам страны, «воинствующей» романтике и сильным людям…

Бродяжничал я много, — Видел, как танцуют новоселы, Отплясывая каблуками по паркету. Я слышал споры жаркие в стенах аудиторий. Курил махорку вместе с пастухами И у костра сидел с охотниками вместе И ввысь глядел, Туда, где звезды, Завидуя чуть-чуть Тем, кто способен покорять пространства. Несбыточного нет. Мой Ту под солнцем стынет, А я хожу, как херувим, По тучам и жалею, Что калош не взял и позабыл про джемпер. А тут ведь небо, Нет вокруг людей, Которые с плеч сбросят ватник, Чтоб тебе согреться. И я кричу пилоту: — Милый, летим скорей на землю! Мне скучно без планеты нашей, Без тех ребят, которые В тайге штурмуют небо Смолою шпал и синевою рельс. Без рудокопов чернолицых из Балея, Без рыбаков Мурмана бородатых, Насквозь водой морскою просоленных. Мне скучно без добра и без печали, Без дел земных, пропахших потом, Без радости трудов и переходов дальних…