Читать «Рассказы о базарах, гусарах и комиссарах» онлайн - страница 20

Тут милиционеры не выдерживают.

— Вот что, генацвале, поехали с нами, у нас таких мастеров, как ты, как раз недокомплект, — и повезут его в каталажку.

Везут, а он довольнехонек, выглядывает из-за решетки, распевает: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз…» Привезут, начинают выяснять: что да как? А он все отпирается, изворачивается: мол, я — не я, и свадьба — не моя. Потом устанет, расколется… Продержат его в каталажке день и ночь, для острастки, чтоб впредь неповадно было, утром вытолкают взашей, даже не попрощаются, только пальцем у виска покрутят.

Выскочит он на волю, рад, что милицию встряхнул и сразу, — шасть на базар… И давай бегать вдоль рядов, к торгашам привязываться:

— Та-а-к, левая водка есть? Есть, куда она денется… Значит, травим народ потихоньку… А это что за рыба? Откуда осетрина второй свежести? С Каспия? Браконьерский лов и незаконная реализация?

Те хмурятся, слушают, пока не надоест, потом вызовут охрану, примчится охрана, подхватит его под белы ручки и поволокет вон с базара, она его уже хорошо знает. А он не сдается, кричит:

— Спокойно! Всем оставаться на своих местах! Налоговая полиция!

За воротами отдышится, купит кефирчику с белым хлебом и домой бежит… Дома жена встречает, спрашивает участливо:

— Опять, милый, там был?

— Да, родная, где ж еще, — кивнет он. — Пошел в тыл врага и опять в гестапо угодил. Все пытали: Сидоров я или не Сидоров? Так я самый натуральный Сидоров и есть, кoe-как доказал. Делать им больше нечего. Но ничего, навел я там шороху, причесал всех против шерсти, а то они мышей не ловят, хреновиной занимаются.

Жена даст ему манной каши, сама вздохнет:

— Ах, неугомонный ты мой, один за все и за всех переживает, слишком совестливый. Ну, ты ешь кашку-то, ешь, запивай кефирчиком, у тебя же язва, волноваться и нервничать никак нельзя.

— Ага, — поднимет он на нее глаза, — я их, волков в овечьей шкуре, всех на чистую воду выведу! — и давай ложкой работать.

— Вот, молодец! — приговаривает жена, сама ласково его по репке наглаживает. — Отдыхай теперь, набирайся сил до следующего раза, Илья Муромец.

СМЕШНАЯ ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА

Родился человек, отвалялся положенное время в люльке, стал жизнерадостно подрастать, крепко, бойко затопал ногами, стал утверждать свое присутствие в мире. «Ну, — подумали, — будет из мужичка толк — живчик родился! Этот непременно что-нибудь хорошее, выдающееся сделает».

А он, когда более-менее осознанно огляделся вокруг, стал примечать, что года-то, оказывается, проносятся мимо со свистом — никакого удержу нет. Не успеет он голову повернуть, а год-то, как пуля из ружья, свистнет мимо, и как его и не бывало!

Только человек примерится в начале года на какой-нибудь замечательный поступок, решится на благородное дело, вдруг, глядит, а год-то мимо вжик! — и пролетел, и не воротишь его назад.

Только он опять в начале года соберется с духом, задумает что-то значительное совершить, может, даже гигантское, чтоб навсегда остаться в памяти народной, но глазом моргнуть не успеет, а год-то опять только свистнет в ухо и был таков!