Читать «Письма полумертвого человека» онлайн - страница 23

Письмо XI. Д. Ц. - С. Л.

27 июня 2001

Смерть, где жало твое?

Простите, Самуил Аронович, что так задержался с ответом на Ваше последнее письмо. Не по лености - был развлечен всяческими делами, которые попутно подарили меня разнообразными впечатлениями. О последних и попробую Вам рассказать (что, собственно говоря, и есть работа людей, пишущих необязательные тексты, - вроде нас с Вами).

Был я в Риге - и в очередной раз подивился тому, как же мы различаемся с прочими европейскими народами. Вот вроде бы почти что наши люди, и от приснопамятного эсэсэсэра отделяет их исторически ничтожный промежуток времени, и нельзя сказать, что так уж все богаты, сыты и довольны. Но - лица все-таки другие: "В них не было следов холопства, Которые кладет нужда". Потому и нищие корявые старухи, и "синяки", побирающиеся в переходах (а такие, конечно, тоже есть), выглядят как нечто чужеродное среде, общему тону. Они - включения в эту жизнь, но не ее первооснова. Тогда как здесь, согласитесь, картина человеческого падения знаменует собой необходимую ступень социальной лестницы, скатиться на которую никому из нас не заказано.

Не будучи специалистом в религиозно-философских вопросах, не рискну рассуждать о том, православие ли сформировало моральную физиономию нашего народа или, напротив, оно лишь оказалось адекватным каким-то более глубоким свойствам т. наз. русского характера. Но не могу не заметить чисто эмпирически ощущаемую разницу между упорядоченным протестантским мировоззрением - и нашим тоскливым хаосом. Как-то в Германии, в Нижней Саксонии, я, прогуливаясь, забрел на кладбище. Оно вызывало глубоко оптимистические переживания! Разумеется, чужая душа потемки. И нет ни еллина, ни иудея, а способность страдать, конечно же, никак не детерминирована национальностью и гражданством. Форменная глупость - сделать вывод: мы-де, помри кто из близких, убиваемся, а у них сердце - сухарь. Но! - эти кладбищенские чистота и порядок рассказывали о том, что мироустройство - правильно, что смерть - не загадка, мучительная своей безответностью, а совершенно естественное окончание жизни. Или продолжение.

В свое время я долго думал о прозе Хемингуэя: отчего, какие бы ужасы и беды ни приключались с его героями, все равно эти романы вызывают ощущение благополучия и некоторого даже комфорта (что особенно заметно в сравнении с мутным ноющим чувством, в которое повергают какие-нибудь "Записки из подполья" или "Клим Самгин")? А потом нашел объяснение (некорректное, конечно, с точки зрения научного литературоведения, но меня устраивает): автору решительно всё удается объяснить словами, и если все слова вычесть останется чистый лист бумаги, безо всякой достоевской тошнотворности.