Читать «Делатель королей» онлайн - страница 226

Еще он помнил дикую до умопомрачения боль в ноге. Трещала кость. Какие-то люди убегали от него, подобно стае шакалов. В руках у одного из них его сапоги. Он понял, что нога сломана, и, когда мародер стаскивал сапог, боль вернула ему сознание. Он попытался сесть.

Пошел дождь. Он лежал на поле боя, среди трупов, не в силах ничего сообразить. Гудела голова, в ушах стоял нестерпимый звон. Он начал было подниматься, но от новой боли в лодыжке едва не потерял сознание.

Попробовал ползти. Он не знал, где он, но холодный ливень был приятен. Зачем он встал? Да, он начал подниматься, держась за дерево. Он видел, как мародеры добивают раненых, и не на шутку испугался. Сейчас он слаб, как ребенок, беспомощен. Эти мерзавцы взяли его сапоги… Он хотел идти, но упал. Боли не было. Только резкий толчок в спину…

Он вновь слышал. Так отчетливо, словно окончательно пришел в себя. Кудахтанье кур, писк цыплят. Молоко било струей в днище звонкого сосуда – рядом доили корову или козу. Он почувствовал, как чьи-то руки приподняли изголовье, расправили волосы, обмыли рану и наложили пахучую мазь. Запахло травами, болотом… Грудь вновь пронзила молния боли. Он застонал.

– Фил! Филип, ты слышишь меня? Дорогой мой, ты слышишь меня?

Он попытался поднять веки. Они были тяжелы, как свинец. И все же он различил радужные отблески – не то от очага, не то от свечи. Губ коснулся край сосуда. Молоко, еще теплое… Потом он снова уснул.

Хижина угольщика, куда поместили Филипа, была сложена из жердей, обмазанных глиной и выбеленных известью, и увита плющом и диким виноградом. Пол был земляной, но очаг имел дымоход, а окна были затянуты бычьим пузырем.

Хозяева – рослый угрюмый углежог, его согбенная ревматизмом жена и их сын-подросток. Они без слов уступили раненому рыцарю свою крытую овчиной постель и погрузились в повседневные заботы, и лишь их сын с любопытством следил, как рыцарю промыли и забинтовали голову, смазали раны на теле, а сломанную ногу зажали между двух связанных дощечек. Мальчик видел, что так нередко делал их сельский костоправ.

Вытащить же засевшую в груди рыцаря стрелу приезжие долго не решались, так что он не выдержал и побежал к матери.

– Они не справятся. Мам, помоги им.

Его мать умела врачевать. В селении она слыла ведьмой, и люди обходили их дом стороной. Однако, когда кто-нибудь серьезно заболевал или девушка хотела приворожить парня, все они шли к Старой Мэдж, жене угольщика Лукаса. Ее называли Старой, хотя ей и тридцати-то еще не было, но ее так скрутил ревматизм, что она походила на древнюю старуху. Ее свекровь утверждала, что это Бог лишил Мэдж здоровья за то, что она якшается с дьяволом. Она не любила невестку и всем и каждому втолковывала, что та приворожила ее Лукаса, а как же иначе, если он, такой сильный и здоровый мужчина, живет с безобразной хворой бабой и даже не глядит на сельских красоток.

– Мама, помоги им, – снова попросил мальчик.

– Зачем мне помогать им, Лукас? Зачем? Опять пойдут слухи, явится отец Гудвин, будет все кропить святой водой, а мне грозить геенной огненной. Ты же знаешь, как бывает потом, когда я их лечу.