Читать «Царская Россия во время мировой войны» онлайн - страница 72

Чтобы уравновесить зловредные происки этой шайки, я вижу около государя только одно лицо — начальника военной его величества канцелярии, князя Владимира Орлова, сына прежнего посла в Париже. Человек прямой, гордый, всей душой преданный императору, он с первого же дня высказался против Распутина и не устает бороться с ним, что, конечно, вызывает враждебное к нему отношение со стороны государыни и г-жи Вырубовой.

Вторник, 29 сентября.

Сегодня утром, я принимаю у себя одного француза, Роберта Готио, профессора в Ecole des Hautes Etudes de Paris, который приехал с Памира, где производил исследования по этнологии и лингвистике.

В первой половине августа он исследовал, в окрестностях Хорога, долину, расположенную на высоте 4000 метров, на склонах Гинду-Куша; он продвинулся за двенадцать дней пути за крайний русский аванпост, который надзирает за Ферганской границей. 16 августа один туземец, посланный им за провизией на этот передовой пост, сообщает ему, что Германия объявила России и Франции войну. Он немедленно уезжает. Одним духом, через Маргелан, Самарканд, Тифлис, Москву он достигает Петрограда.

Я излагаю ему необыкновенный ряд событий, накопившийся в течение двух месяцев. Он заявляет мне о своем горячем нетерпении вернуться во Францию, чтобы нагнать свой территориальный полк. Затем мы говорим о будущем; мы высчитываем громадное напряжение, которое надо будет осуществить, чтобы уничтожить германское могущество, и т. д. Его оценка тем более меня интересует, что он много раз и подолгу жил в Германии; он говорит мне:

— Я много имел дела с немецкими социалистами, я хорошо знаю их учение и еще лучше — их дух. Будьте уверены, господин посол, что они всеми силами будут содействовать делу войны и будут сражаться, как самые упорные юнкера, до последней возможности. К тому же, я тоже социалист, я даже анти-милитарист; и вы видите, что это не мешает итти защищать свою родину.

Я поздравляю его с подобным рвением и приглашаю его на следующий день к завтраку.

Когда он уходит, я размышляю над тем, что только что имел перед глазами красноречивое доказательство патриотизма, который, несмотря на столько противоположных крайностей, воодушевляет французских интеллигентов. Вот один из них, который узнает о войне в глубине Памира, на высоте 4000 метров, на «крыше света». Он — один, предоставленный самому себе, избавлен от заразы величественного национального порыва, который увлекает Францию. Тем не менее, он не колеблется ни минуты. Все его социалистические и пацифистские теории, интересы его ученой работы, его личные выгоды тотчас же стушевываются перед образом родины в опасности. И он торопится.