Читать «Царская Россия во время мировой войны» онлайн - страница 5

Судя по всему, мужик из далекого тобольского села обладал даром гипноза-внушения. Ребенок, которому не помогали никакие врачи и лекарства, спокойно засыпал, когда его руку держал «старец Григорий». Более того, хотя тогда не было ни радио, ни телевидения, «старец» умел «заговаривать кровь» и сбивать высокую температуру людям, находившимся на огромном расстоянии, как он это сделал с наследником в 1913 году. Какая мать устоит перед таким знахарем? Палеолог, понимая это, пишет: «Что если ребенок умрет! Мать не имела больше покоя ни одного дня: это были постоянные нервные припадки, судороги, обмороки. Император, который любит свою жену и обожает сына, вел самую тягостную жизнь…»

Французского посла мало интересовали гипнотические способности «старца» и еще менее — коллективные эротические «литургии» с дамами из высшего света. В этом случае, пишет Палеолог, «он был бы для меня только более или менее любопытным объектом изучения психологического… или физиологического. Но силою вещей этот невежественный крестьянин стал политическим орудием. Вокруг него сгруппировалась целая клиентура из влиятельных лиц, которые связали свою судьбу с ним».

Посол не расшифровывает, что это за «сила вещей». Но мы сегодня сами являемся свидетелями того, как миллионы телезрителей сидели с банками водопроводной воды в ожидании, когда она по мановению телезнахаря станет «целебной», и можем поняты основа «распутинщины» — в иррациональности коллективной психологии и «верхов», и «низов», и тогда, и сегодня верящих в чудеса, в таинственное исцеление, в силу шамана.

Кто же вывел безвестного конокрада из сибирской глухомани «в люди»? М. Палеолог называет высших иерархов Русской православной церкви и Святейшего синода — духовника Александра III отца Иоанна Кронштадтского, настоятеля Александро-Невской лавры. Именно в лавре принял Распутина в 1904 году этот церковный иерарх, и с его «благословения» начинается слава конокрада как «исцелителя души и тела».

Кто же непосредственно представил «исцелителя» царице и царю в 1907 году? Посол сообщает и имя этой ключевой личности — архиепископ Феофан, ректор Санкт-Петербургской духовной академии, член Святейшего синода.

Впрочем, М. Палеолога вся эта «кухня» возвышения «старца» мало интересовала. Главная его забота была в другом — как бы среди домогающихся у Распутина благорасположения не оказались агенты Германии, искавшей сепаратного мира с Россией.

Поэтому и сам посол не брезговал встречей со «старцем» (например, 24 февраля 1915 г., о чем он откровенно написал в своих мемуарах). Главное, что установил Палеолог, — Распутин пока не германский шпион, более того, он желает Антанте победы. Но вот и совершенно новая струя, о чем «старец» прямо говорит послу: русский народ устал, он не хочет больше войны, «когда народ слишком страдает, он доходит иногда до того, что говорит о республике».

Таким образом, через полгода после начала войны первые слова о мире французский посол услышал… из уст Григория Распутина. Затем он их будет слышать постоянно — в аристократических салонах, в апартаментах либеральной петербургской профессуры, в фойе театров, пока, наконец, и его друг художник А. Н. Бенуа через месяц после Февральской революции не скажет ему с горечью: «Как ни тяжело для меня это признание, я думаю… что война не может дольше продолжаться. Надо возможно скорее заключить мир».