Читать «СТАЛИНИАДА» онлайн - страница 245
Юрий Борев
Вскоре после этих событий из Гори в Тбилиси приехал грузовик с двумя актерами. Один из них был загримирован под Ленина, второй — под Сталина. Жители Тбилиси восторженно встречали их и кричали:
— Пусть Ленин поцелует Сталина!
Когда актер исполнял эту просьбу, улица кричала:
— Теперь пусть Сталин поцелует Ленина!
— Пусть они обнимут друг друга!
Это уличное представление доставляло людям большое удовольствие.
Не поможет
После XX съезда был освобожден и реабилитирован бывший работник ЦК, специалист по немецкой литературе Борис Леонтьевич Сучков. Берия хотел получить от него материал против шедшего в гору Суслова. Сучков выдержал все, но такого материала не дал: приобщенность к такому делу грозила бы расстрелом. После освобождения Суслов помог Сучкову стать членом редколлегии "Знамени".
Однажды, прийдя в редакцию этого журнала, Сучков пожаловался:
— Ужасно болит голова.
Редактор предложил:
— Хотите, дам анальгин?
— Не поможет… Если бы вы знали, как они били меня по голове…
В наследство — страх
Как-то в начале 70-х годов литературовед Сучков спросил у писателя Кривицкого:
— Чего ты боишься больше всего?
Подумав, Кривицкий ответил:
— Боюсь оказаться немощным при ясном сознании. Кривицкий молчал, и тогда Сучков спросил:
— Почему же ты не спрашиваешь, чего я боюсь больше всего на свете?
— Ты сам скажешь: ведь для того ты и задал мне свой вопрос.
Директор Института мировой литературы АН СССР, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент, без пяти минут академик, доверенное лицо ЦК и руководства Союза писателей Сучков сказал:
— Я боюсь умереть в
Вот ведь какой страх вогнан был в людей! Как тут не вспомнить метод беспривязного содержания скота без пастуха. Скоту отводится участок пастбища, который отделяют от остального мира проволокой, находящейся под током невысокого напряжения. Первый раз корова подходит к проволоке и ощущает удар. Второй раз она уже не подходит. Ток отключают, но рефлекс продолжает действовать: ни одно животное не пытается нарушить границы отведенного ему пространства. Тока уже нет, а членкор Академии наук СССР боится умереть в тюрьме!
Кафкианское видение
Стою я в очереди на почте, которая находится почему-то на втором этаже тюрьмы. Очередь длинная, жарко, душно. Время тянется медленно. От усталости я опираюсь рукой на какой-то предмет. Оказывается, это чаша весов. Она склоняется в мою сторону. Это замечает женщина — работник почты. Она поднимает крик, и меня арестовывают, обвиняя в том, что я пытался что-то украсть. Какая-то тройка из двух человек допрашивает меня на предмет выяснения обстоятельств события и квалификации моего поступка. Логично объясняю, что я работающий человек, профессор и совершенно нет у меня никаких резонов что-нибудь присвоить, да кроме того на весах ведь ничего не лежало, я непроизвольно облокотился… Один из следователей перебивает меня: "Как вы попали в тюрьму? Почему вы стояли в очереди именно на тюремной почте?" Все поплыло в моем сознании. Действительно, в чем же дело?