Читать «Россия и Европа» онлайн - страница 447

Трудно предположить, что это обстоятельство было неизвестно российским ученым-гуманитариям,- профессорам истории Н. И. Карееву и П. Н. Милюкову. Однако факт остается фактом: представители ученого сословия России не нашли в труде Данилевского ничего заслуживающего внимания, сведя все его содержание к пресловутому "национализму" и панславизму. А П. Н. Милюков, горячий поборник взгляда, в соответствии с которым под Западом следует понимать "весь образованный мир", средоточие общечеловеческой культуры, колыбель свободы и прогресса, зло иронизировал над "сшитой довольно грубою ниткою историко-философс-кой теорией" Данилевского; в работе под претенциозным названием "Разложение славянофильства" будущий лидер партии кадетов и министр Временного правительства безапелляционно заявлял о том, что "Россия и Европа", взятая как культурное явление, представляет собой "один из фазисов вырождения славянофильской доктрины". По сути дела, об этом же, но с иных позиций писал в "Записках профана" один из теоретиков либерального народничества Н. К. Михайловский.

Все эти примеры (их число можно было бы при желании умножить) подтверждают справедливость слов К. Н. Бестужева-Рюмина - единственного представителя тогдашней российской исторической науки, сумевшего оценить значение книги Данилевского,- что "для русских литераторов (почти без исключения) существует пункт, на котором они все сходятся. Пункт этот - как ни странным кажется такой факт - отрицание возможности самостоятельной русской или всеславянской культуры". "Как противна русской интеллигенции мысль о возможности такой культуры,- писал К. Н. Бестужев-Рюмин в 1889 г.,- можно убедиться и теперь". Однако руководитель Высших женских (Бестужевских) курсов не терял надежды на то, что книга Данилевского рано или поздно станет "поворотным пунктом в развитии русского самосознания", когда "наконец с нею ближе познакомятся мыслящие русские люди и решатся изучать ее без всяких предубеждении"[12].

Национальный нигилизм, разъедающий сознание многих наших современников, имеет глубокие корни, уходящие в далекое прошлое - к "чужебесию" московских "западников" допетровской Руси. Во времена Данилевского проповедниками нигилистического отношения к историко-патриотической традиции России выступали деятели вроде персонажа романа "Бесы" Ф. М. Достоевского писателя Кармазинова. Достоевский точно обрисовал тип российского "общечеловека" - лишенного национальных духовных корней интеллектуала, который "надменно усмехается над Россией, и ничего нет приятнее ему, как объявить банкротство России во всех отношениях перед великими умами Европы". В другом месте своего романа Достоевский изобразил "маниака", словам которого ("В Новгороде, напротив древней и бесполезной Софии - торжественно воздвигнут бронзовый колоссальный шар в память тысячелетию уже минувшего беспорядка и бестолковщины") шумно аплодировал зал; "увлекались невиннейше: бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?" Разумеется, среди критиков книги Данилевского были не одни только кармазиновы; встречались и по-настоящему незаурядные натуры. Говоря о последних, прежде всего следует упомянуть имя В. С. Соловьева. Разрабатывая историософскую теорию христианского "богочеловеческого процесса" как совокупного спасения человечества, философ в начале 80-х гг. отходит от своей прежней позиции, во многом смыкавшейся со взглядами славянофилов.