Читать «В лесной сторожке» онлайн - страница 2

Аскольд Павлович Якубовский

Ездил несколько раз.

Я исцарапал соломой руки и вспугнул огромнейшего зайца. Даже глазам не поверил: во какой был заяц!

Это был здоровенный, как собака, заяц-русак!

Он ускакал от меня с презрительной медлительностью. Будто знал, что ружье Старик мне не дает.

Заяц скакал, только хвост мелькал. Я схватил валявшуюся палку, но из леса выскочила собака, грязная и куцая. И погналась за ним в молчании. Я так изумился, что не засвистел ей, не крикнул.

…В тот вечер я утопил сторожку в золотых ворохах соломы.

Затем мы поужинали хлебом и помидорами и легли спать.

Я было начал рассказывать Старику о зайце и собаке, но прислонился к горячей и широкой его спине и уснул.

3

И не успел увидеть сна — меня будили дым и холод.

Я сел, промаргивая глаза, и увидел: Старик стоял на коленях перед печкой. Он раздувал огонь, покашливая от дыма.

Красные отсветы мяли и плющили его лицо.

Еще я увидел солнце в окне и крохотного мышонка, сидевшего на полу, в солнечном пятне. И мне стало весело продолжением вчерашней веселости.

Я проскочил мимо отца, выбежал на крыльцо и вспугнул с ближней осины черного тетерева.

Вокруг был туман, терпкий и холодный, лежала изморозь на траве, и в золотом дыме утра тетерев летел на поля.

Озябнув, я горбился, сохраняя в себе тепло.

Вышел отец и сощурился на черную летящую точку. И сказал, здесь хорошо.

Затем он сходил за малоформаткой. И, защитив объектив ФЭДа блендой, делал снимки против света.

Он то приседал, то вставал на цыпочки, снимая меня, сторожку, рябины, все…

Я попросил аппарат и снял его самого.

…Быстро теплело, пахло дымом, вдали пролетали тетерева.

Я очень любил Старика.

Потому, что видел его редко. А еще за то, что он взял меня с собой в такое превосходное место, когда шел учебный год.

Я побежал к рябинам и выбрал самые красные кисти, нашел калину и взял ее лучшие ягоды. Все это принес отцу. Сказал:

— Вот тебе витамины. Ешь, пожалуйста.

Старик всхлипнул (он у меня сентиментален) и быстро ушел в сторожку. И крикнул мне — через дверь, — чтобы я поскорее нес топлива.

Я принес.

Печь дымила. Пахло гарью. Старик варил кашу с салом.

Я же стал прогуливаться в рябинах. И нашел два желтых окурка и новенькую винтовочную гильзу.

Кто мог здесь охотиться с винтовкой?

А вот у нас ружье двадцатого калибра, двуствольная тулка дико тяжелого веса. Знакомые охотники удивлялись ей и говорили:

— Пищаль…

Била тулка прескверно, и Старик, выравнивая бой, заряжал ее огромными зарядами. При выстреле она лягалась, как лошадь.

Бродя в рябинах, я понял себя. Теперь мне ясно, что я стану делать, когда вырасту: буду охотником.

Я еще походил, размышляя о Петьке, не отпущенном с нами.

Старик свистнул, звал меня есть кашу.

4

Это здорово — есть кашу в лесной сторожке!

Мы сидели на кровати, горячие миски держали на коленях.

Мы ели пшенную кашу с салом, и Старик говорил, что он хочет вырастить из меня человека (будто я обезьяна). А для этого нужно беречь маму: с логикой он не в ладах. Петька бы уличил его и поднял крик, но я умею говорить со Стариком.

— Ладно, пап, — говорил я, жуя кашу. И следил, как мышонок грыз что-то посредине пола.