Читать «Феномен 1825 года» онлайн - страница 212

В. И. Мильдон, внимательно проанализировав особенности российских долитературных и литературных утопий XVIII–XIX вв., сумел выделить несколько их общих черт. Вот как они выглядят в его интересном труде:

1. Окружающий мир плох и требует радикальных перемен. «Перемены» и счастливое «будущее» становятся почему-то синонимами.

2. Либо полное разрушение зловредного мира (гибнут при этом только «неправедные», «праведники» начинают совершенно новую, настоящую жизнь), либо уход в другое место (наиболее простой, но и наиболее ненадежный метод преодоления законов этого мира, потому что всегда хорошо там, где нас нет).

3. Обязательное изменение самого человека, и не только психологически и умственно, но и физически, что дает богатый материал для различных фантазий, хотя и выглядит страшновато.

4. Благие перемены непременно должны распространяться на все человечество. (А как же! Иначе не стоило бы и огород городить. – А. Л.)

Мы бы предложили добавить еще один пункт:

5. Мистическая, за гранью рационального понимания и никогда не стареющая вера в чудо. Потому что реально устроить все вышесказанное возможно исключительно чудесным образом. Не будем забывать при этом, что чудесное далеко не всегда является синонимом благого, радостного.

Трудно не согласиться с теми, кто давно провел тщательный анализ предложений утопистов и признал их весьма опасными для всех живущих. «Утопия, – писал Г. Флоровский, – есть постоянный и неизбывный соблазн человеческой мысли, ее отрицательный полюс, заряженный величайшей… ядовитой энергией».

Если вернуться от теоретических размышлений к нашей конкретной теме, то нереальность проектов декабристов была далеко не абсолютной и зачастую заключалась в неготовности России принять эти планы именно в ту, отведенную им историей минуту. Действительно, и отмена крепостного права, и уничтожение рекрутчины, и создание судов присяжных, и введение конституционного правления в принципе не представляли собой ничего фантастического. Совершенно иное дело предлагавшееся Пестелем и его единомышленниками учреждение диктатуры Временного революционного правительства, опора новой власти на всепроникающие органы государственной безопасности, с их армией платных и добровольных агентов, презрительное невнимание к культуре и обычаям «малых» народностей, деление наций на «ведущие» и «ведомые». Но даже здесь нет, как это ни печально, ничего нереального, ничего такого, что не могло бы быть испробовано тем или иным тоталитарным правительством в отношении своих подданных. Отмечая это, не будем забывать, что планы лидера Южного общества никогда не поддерживались подавляющим большинством декабристов. После нашего знакомства с особой нравственной атмосферой их движения это вряд ли вызовет удивление. И не их вина, что, по справедливому, хотя и горькому заключению К. Мангейма: «Утопии сегодняшнего дня могут стать действительностью завтрашнего дня».