Читать «Амулет (Потревоженное проклятие)» онлайн - страница 14

В полной растерянности я пошел на кухню курить, и по дороге мой взгляд упал на тот самый злосчастный целлофановый мешок, так и валяющийся в углу прихожей. Я присел перед ним и заглянул внутрь. Мать честная! Мешок был набит деньгами! Тугие пачки зелененьких пятидесятидолларовых купюр, перетянутые аптечными резинками. Значит, Николенька все же преступник! И занимался он нелегальной продажей оружия и амуниции — вот откуда металлоискатель!

Я вспомнил его фразу: «Мне кое-что причитается!». Ничего себе должок! Интересно, сколько же здесь?

Я на всякий случай запер входную дверь еще и на шпингалет, высыпал деньги на пол и пересчитал. Пятьдесят тонких пачек по тысяче в каждой. Пятьдесят тысяч долларов! Ничего себе, состоянице! Царский подарок сделал мне Николенька, что и говорить. Куда же их девать? Под ванну? На антресоли? Под кровать?..

Вдруг я заметил, что у меня дрожат руки и мне стало противно. Я, Сергей Воронцов, сижу на полу в коридоре с дрожащими руками над кучей денег, из-за которых, возможно, убили моего друга! Я сгреб доллары обратно в мешок и зашвырнул в пустующую тумбочку для обуви. Не возьму! Ни копейки, или как там у них — ни цента! Перешлю в фонд какого-нибудь детского дома, или на помощь беженцам — хоть спать буду спокойно!

Вечером я сел за Николенькины тетради. Я ожидал, что это дневники, отчеты, какие-то мысли или афоризмы, на худой конец — рисунки. Но все оказалось иначе.

В первой, исписанной чуть не наполовину тетради были стихи. Причем, судя по всему, Николенькины стихи, и стихи хорошие. Ни когда бы не подумал, что мой веселый друг был способен на такие серьезные и горькие строки:

«…В подпространстве души — темно. Бьются бабочки-мысли в окно. Сизый дым превращается в ночь, И душа устремляется прочь. Пальцы липкие сердце сжимают, Лепестки у мечты отрывают: Любишь — не любишь, знаешь — не знаешь, веришь — не веришь, живешь не живешь… Зажигается спичка во мраке: …Ты в вонючем и душном бараке. …Ты в прекрасной, сияющей зале. Смех задушен тисками печали. Ты бежишь, без надежды на чудо. Вновь Иисуса целует Иуда. Твоя карма тебе не известна, И тебе это не интересно. Ты ныряешь в холодную воду, Ты опять выбираешь свободу. Лепестки мечты тихо кружаться. Как устали они обрываться! Любишь — не любишь, знаешь — не знаешь, веришь — не веришь, живешь не живешь… За затяжкой — другая затяжка. Крепким чаем наполнена чашка. Ожидание держит ресницы, Их закрыть — и во сне закружиться. Улететь в темноту подсознанья. До свиданья. Прощай! До свиданья…»

«Вот такое у нас с тобой, Коля, вышло прощание!», — подумал я, со вздохом отложил тетрадь со стихами и взялся за другую, в затертой, проженной в нескольких местах обложке, заляпанную чернилами, с посеревшими от грязи страницами.