Читать «Утро магов» онлайн - страница 104

Слух об этих чудесах распространился по общине и очень скоро достиг ушей отцааббата, ответственного за дисциплину; тот тотчас же стиснул зубы. «Привести его ко мне!» — приказал он тоном, способным придать крылья даже самым флегматичным из братьев.

В ожидании молодого монаха аббат принялся ходить взад и вперед, в то время как гнев его все возрастал. Не потому, конечно, что он был против чудес, от этого он был далек. Хотя они с трудом совмещались с потребностями внутреннего управления, добрый отец верил в чудеса с железной твердостью, так как они составляли самую основу его веры. Но он считал, что эти чудеса должны быть, по крайней мере, надлежащим образом проконтролированы, проверены, и подлинность их должна быть засвидетельствована в предписанных формах, в соответствии с установленными правилами. Со времени недавнего причисления к лику блаженных преподобного Лейбовича эти сумасшедшие молодые монахи обнаруживали чудеса буквально повсюду.

Как ни понятна эта склонность к чудесному, и все же она была недопустима. Правда, каждый монашеский орден, достойный этого имени, живо озабочен тем, чтобы содействовать канонизации своего основателя, с величайшим усердием собирая все, что могло тому способствовать, — но нужно же знать меру! Однако уже на протяжении некоторого времени аббат констатировал, что стадо монашков стремится вырваться изпод его власти, и страстное усердие молодых братьев, стремящихся обнаруживать и записывать чудеса, сделало орден Альбертийцев Лейбовича таким посмешищем, что над ним потешались всюду, вплоть до Нового Ватикана…

И отецаббат твердо решил быть беспощадным: впредь каждый распространитель чудесных новостей будет подвергнут наказанию. В случае мнимого чуда виновник поплатится за недисциплинированность и легковерие; если же чудо окажется подлинным, подтвержденным последующей проверкой, то епитимья уж и вовсе будет обязательной для того, кому дарована милость.

Когда молодой послушник скромно постучался в дверь, добрый отец в результате этих размышлений был явно в свирепом расположении духа, лицемерно скрываемом под видимостью доброты.

— Войдите, сын мой, — сказал он нежным голосом. — Вы меня звали, преподобный отец? — осведомился послушник и восхищенно улыбнулся, заметив металлический ящик на столе аббата.

— Да, — ответил аббат и, казалось, на мгновение заколебался. — Я понимаю, что вам, конечно, больше понравилось бы, если бы впредь я являлся по вашему вызову — ведь вы стали такой знаменитой персоной…

— О нет, отец мой! — воскликнул брат Фрэнсис, покраснев и тяжело дыша.

— Вам семнадцать лет, и вы, повидимому, дурачок. — Без всякого сомнения, ваше преподобие. — А если так, то не скажете ли, по какой безрассудной причине вы считаете себя достойным вступления в Орден? — Ни по какой, почтеннейший учитель. Я только жалкий грешник, гордыня коего непростительна.

— И ты еще больше увеличиваешь свою вину, — зарычал аббат, — утверждая, что твоя гордыня так велика, что она непростительна! — Это правда, отец. Я всего лишь земляной червь. На лице аббата появилась ледяная улыбка, и к нему вернулось его бдительное спокойствие.