Читать «Закрытая информация» онлайн - страница 61

Дмитрий подобрал Будду, ладонью смахнул несуществующие пылинки – пол в казарме был надраен до блеска.

– Разрешите оставить, товарищ старшина! Это подарок очень дорогого мне человека! – просительно, но без заискивания произнес он.

Бровь старшины изогнулась острым углом.

– Я повторять не собираюсь! – Он подошел к окну, отщелкнул шпингалет форточки и открыл ее. – Бросай!

– Не буду! – подросток исподлобья, насупившись, смотрел на армейского воспитателя.

– Ты это сделаешь! Сам! – утратив педагогический выговор, грубо, по-солдафонски рявкнул старшина.

– Нет! – рука мальчишки с зажатой в кулаке фигуркой спряталась за спину.

Старшина повертел головой, проверяя, нет ли в коридоре ненужных свидетелей.

Строй затаил дыхание.

– Рогожин, ты дубак? – старшина похлопал по щеке упрямого суворовца. – Ты, дорогуша, из нарядов вылезать не будешь! Запомни, здесь я бог, царь и воинский начальник! Не залупайся, щегол! – он крутанул ухо строптивца.

От унижения и боли в глазах Дмитрия блеснула непрошеная слеза.

«…Не дай изблевать своей жизни!» – мелькнул в голове Рогожина завет мудрого кочевника.

Дальше изгаляться над собой он старшине не позволил, стремительно выбросив свободную руку вперед, к шее начальника…

Уткнувшись лбом в стену, стоя наподобие перекошенного ветром телеграфного столба, полупарализованный старшина с побелевшими от ужаса глазами шептал:

– Мамочка… я в полной отключке… Больше, мальчик, никогда так не делай!

Старик Ульча передал Рогожину азы, простейшие элементы техники жалящего прикосновения.

Мастерство жалящего прикосновения, оттачиваемое веками буддийскими монахами, было забытым оружием, ушедшим в небытие вместе с пеплом сгоревших манускриптов, уничтоженных невеждами периода Гражданской войны в России, ублюдками-хунвэйбинами времен китайской культурной революции. И только недоступные монастыри, затерянные в высокогорьях Тибета, чьи пагоды шпилями задевали облака, ревностно оберегали тайну искусства останавливать зло невооруженной рукой.

– Я недоучка, успевший лишь надкусить плод знаний! – говорил Ульча. – Тьма отняла его, не дав напиться сладостным соком, дарующим силу и безмятежность, – в иносказательной, по-восточному витиеватой форме бурят сожалел о прерванном революцией и войной монашеском послушании, обращенном в прах дацане, о казненных учителях. – Тьма сгущается над миром, забытым Просветленным. Пускай те крохи, подобранные мною с ладони щедрого ламы Борджигина, настоятеля отошедшей в вечность обители, помогут тебе выстоять, не сорваться в пропасть у дороги, окутанной сумраком…

Взрослея, Рогожин все глубже проникал в подлинный смысл предостережений своего степного друга о тьме, правящей этим миром.

Слова, казавшиеся юноше сказкой, старинной, сплетенной из древних преданий, всего лишь сказкой, сочиненной кочевниками длинными зимними ночами, когда человеку так страшно и одиноко на беспредельной равнине, оборачивались жестокой реальностью: погибшими, искалеченными друзьями, госпитальной койкой, майором Василенко, зовущим в забытьи солдат своего батальона, предательством…