Читать «Дай лапу, дружище!» онлайн - страница 35
Вильям Федорович Козлов
Бывало и так: приеду на машине в Холмы, пока разгружусь, то да се, — а из Ленинграда я, естественно, везу щедрые гостинцы своему любимцу, — он каким-то непостижимым образом узнает обо мне, и тогда я снова слышу знакомый радостный с привизгиванием лай, да и Закатихин по этому лаю узнает о моем приезде. А турбаза находится метрах в трехстах от моего дома. Как он узнает? Уж не по шуму ли мотора? Так на базу приезжают десятки машин.
Поначалу Закатихин говорил, что он «ревнует» меня к Вардену (ударение в этом слове он почему-то ставил на первом слоге), потом смирился и ничего не имеет против, когда я отвязываю пса и беру с собой на прогулку. После этого час-два он погостит у меня. На моей территории подбежит к калитке и бухнет густым басом на всю деревню раза два, мол, знайте все, что пришел я — хозяин! Я его покормлю. Тут тоже не обходится без своеобразного ритуала: я должен несколько раз протянуть руку к миске и сказать: «Возьму, возьму!» Варден повернет большую голову, блеснет из дебрей черной шерсти карими глазами и свирепо зарычит, глядя мимо меня. После этого спокойно и деловито начинает есть. Со двора он сам не уйдет никуда. Когда ему надоест бродить, придет в сени, уляжется возле двери и всякий раз вскакивает, когда я открываю дверь. Это делается тоже не без умысла: лишний раз напомнить о своем присутствии не мешает… Глядишь, и что-нибудь вкусное достанется. Сладкое Варден любил, возьмешь конфеты с собой, так не отвяжется, пока все не скормишь. За это он охотно выполнит все команды.
В дом я его не всегда пускаю, потому что от мокрых огромных лап и испачканной в похлебке бороды остаются следы. Варден старается так стать у двери, чтобы любыми правдами и неправдами, когда она откроется, проскочить туда первым. Я оттесняю его боком, он в свою очередь бодает меня, стараясь просунуть в щель голову. В квартире он ведет себя вполне пристойно, правда, если стол накрыт, то его любопытная голова нависает над тарелками. Со стола без спросу никогда ничего не возьмет, будь хоть там нарезанная колбаса. Будет голодный, но ни до чего не дотронется.
Зато его бойцовская натура не раз доставляла мне лишние хлопоты: стоило кому-либо пройти мимо забора, как он срывался с места и, не разбирая дороги, мчался к калитке. По грядкам, по саженцам. А каждая его лапа оставляла глубокие воронки в рыхлой земле. Грядки расползались. И сколько я ему ни объяснял, что этого делать нельзя, вот она, тропка, по которой все ходят, Варден не мог себя переделать. Он бежал защищать хозяина, дом от мнимых врагов. Наверное, так понимал он свой собачий долг. И удивленно смотрел на меня, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, мол, чего это я разоряюсь? Он делает свое дело, и нечего на него кричать. А может быть, хозяин поиграть хочет?…
По-моему, он вообще не ведал угрызений совести. Такой мощный пес практически не имел врагов в деревне. Четвероногие собратья все без исключения боялись его и избегали, так что ему приходилось общаться лишь с людьми, да и то далеко не со всеми. У Вардена не было подобострастия к «царю природы», он считал себя по меньшей мере равным человеку. Люди ведь тоже разные: кто смело подходил к нему, того он уважал, кто трусил — презирал.