Читать «Мелхиседек. Книга 2. Человек» онлайн - страница 50

Виктор Нюхтилин

Своя иррациональная логика языка, независимая от человека, прослеживается не только в тех тяжелых случаях, когда слова набираются случайно, но даже и тогда, когда человек со своей логикой влезает в речь и начинает ее неквалифицированно "аранжировать". Это вообще сверхудивительно, потому что здесь идет прямое столкновение двух логик - нецеленаправленной и свободной речевой, естественно и без усилий исходящей просто из собственной жизни слов, и целенаправленной человеческой, исходящей от всей силы его интеллекта. Мы имеем в виду те случаи, когда человек хотел сказать одно, а у него получилось другое. Например, когда независимая девушка отрезает: "Я вам - не девочка!" и только потом понимает, насколько откровенно звучит в ее устах эта информация. Что при этом происходит? А происходит при этом то, что речь имеет абсолютно свою логику, которая, если ее недостаточно умело использовать, в прямом столкновении с намерениями говорящего запросто побеждает логику человека, как вторичную. Иными словами, нематериальное происхождение речи просвечивается за содержанием, набранным неумелым человеком, или вообще стоит над ним, если человек набрал нечто, полностью отменяющее первоначальный его замысел внутренней силой логики самой речи. Для примере можно привести известные афоризмы-оговорки: девиз транспортников - "Каждому пассажиру - по мягкому месту!", девиз лесорубов - "Дадим дуба раньше срока!", девиз сталеваров - "Наша сила - в плавках!", девиз птицеводов - "Каждому жителю на завтрак - по яйцу!", девиз курсантов-артиллеристов - "Наша цель - Генеральный штаб!" и т.д. Или, например, такая обескураживающая исполнительного человека оговорка из утренней радиозарядки: "Откройте форточку, встаньте прямо, ноги на ширине плеч, глубоко вдохните, разведите руки и наложите их на себя". Если человек первичен - то такие абсурды, как "неслыханные голосовые данные", невозможны. При ошибках содержания в этом случае должна получаться лишь абракадабра, как в случае, если человек из телефона и сапожных принадлежностей вздумает собрать тостер. А если человек вторичен, то что-то обязательно должно получаться, хотел человек, или не хотел этого, что мы и увидели, потому что слова живут самостоятельной жизнью по принципу - хоть берите нас, хоть не берите, мы и без вас живем вполне осмысленно.

И еще одно обстоятельство, прямо намекающее на то, что человек в речи вторичен ей. Человек изобрел микроскоп, и если он его разберет и неправильно соберет, то микроскопа не получится и человек сильно огорчится. Здесь человек первичен и, если нарушается его замысел, то он резко воспринимает это как неприятность. Кроме того, этот чертов микроскоп, если человек хочет его получить из разобранного состояния во вновь рабочее, должен, собака, собираться только в определенной последовательности и только определенными способами и никак не иначе! Как какой-то человек его задумал, так ты и расхлебывай. А если будешь пытаться собирать микроскоп всякими дикими и неправильными методами, то никогда больше микроскопа не получишь. Опять человек первичен. Но рождается, например, человек по воле Бога, и как бы неправильно и дико человек не проводил половой акт, у него все равно родится человек, а не кружка с пивом. Человек вторичен. То есть этот процесс по своей внутренней логике автономен от человека и не зависит от последовательности его действий. Мы уже выяснили, что речь также автономна, и как бы дико человек не обращался со словами, они все равно создают смысл, независимо от того, закладывал в них человек именно этот смысл или нет. Но вот - что сказать о том самом огорчении, когда не получилось? Если у человека что-то не получается, то он обязательно расстраивается или раздражается. Если человек первичен, то неправильные сочетания слов должны его раздражать и неприятно тревожить как что-то, нарушающее эстетику его замысла. А если человек вторичен, то неправильные сочетания слов должны или оставлять его равнодушным или вызывать другое чувство, но не связанное с нарушением его внутреннего ощущения разрушения гармонии того, что им создано. Если дыра даже не на своей рубашке вызывает у человека чувство дискомфорта, потому что он знает, что рубашку человечество задумало без дыр, то дыра в горе возбуждает у него лишь любопытство или добрый интерес, потому что горы не задумывались человечеством ни с дырами, ни без дыр вообще, и человеку эстетически все равно есть ли в них дыры, потому что он вторичен.