Читать «Расология» онлайн - страница 303

По мнению многих независимых исследователей Ветхого Завета, Моисей также был эпилептиком, в книге «Исход» он сам о себе пишет: «Я тяжело говорю и косноязычен».

Современный отечественный писатель и историк религии С. Н. Плеханов пишет: «Единобожие возникло вовсе не из-за более высокого уровня осмысления действительности — оно скорее отражает убожество мира, породившего его. Вспомним, где оно возникло — в пустыне однообразной и унылой. У дикарей-кочевников, ведомых Моисеем, беглым жрецом из Мемфиса, в течение десятилетий была перед глазами эта унифицированная природа, вот и родилось убеждение в том, что ею повелевает какая-то одна сила. В тех краях, где жили культурные народы древности, ландшафт был куда богаче — леса, горы, моря, реки. Оттого религиозные воззрения сложились иные — мир виделся не как сольная партия творца, а как симфония, бесконечно длящееся действо, огромная арена борьбы многих сил».

Крупнейший французский историк религии Альберт Ревиль также свидетельствовал: «На голых скалах Синая не было элементов для сколько-нибудь богатой мифологии». Его соотечественник Эрнст Ренан в свою очередь писал о возникновении идеи Единого Бога, как о «монотеизме пустыни».

В то время как все арийские религии зародились на возвышенных местах, горах или плоскогорьях, религиозное творчество семитического духа в противоположность этому проистекало во впадинах: устье Нила, оазисе Кадеш в Аравии, берегах Мертвого моря, где зародилось христианство. Арийский дух всегда стремился населить величественные горы множеством Богов. Греческий Олимп, плоскогорье в Центральной Азии — эпицентр возникновения зороастризма, наконец, горы Непала — родина Будды. Древние германцы, славяне и кельты, исповедывавшие многобожие, также в культовых целях насыпали курганы. Неудивительно, что в мизерном блюдце оазиса, окруженного раскаленными песками, мог поместиться только один Бог, другим уже просто не нашлось бы места.

В этом и следует искать признаки ревнивой капризности иудейского Бога Яхве, при всей браваде могуществом которого, тем не менее, создается впечатление, что ему просто не хватает места. Все действия в Библии с участием сверхъестественных сил напоминают склоку на кухне в коммунальной квартире — максимум страстей в минимуме объема. Великий немецкий поэт Генрих Гейне, будучи по национальности евреем, в пылу гнева оплакивал религию своих предков, как «долины нильской цепкую заразу, нездравую египтян древних веру». Крупнейший древнеримский историк Корнеллий Тацит с возмущением писал, что идея Единого, исключительного Бога — это одна из самых омерзительных идей на свете. Известный английский историк ХХ века Арнольд Дж. Тойнби объявил, что библейский монотеизм — это источник современного экологического кризиса. Боги, люди и природа составляют единое целое в любом языческом политеизме, в Библии Бог не являет себя в мире и никак поэтому не зависит от него. Бог Ветхого Завета — это капризный деспот, вольный делать все, что угодно со своими творениями и миром. Освальд Шпенглер считал монотеизм продуктом особой души, которая разработала специфическую магическую концепцию двойной вселенной, иного мира, мира Божества. Согласно этой концепции, смысл событий, происходящих в этом мире, простирается за его пределы. Современный языческий бельгийский философ Кристофер Жерар считает: «Говорить о единичном значит быть слепым к иным реальностям, и в этом смысле монотеизм — настоящее духовное уродство, усугубляемое его авторитарностью на практике. Благочестие языческих эпох не имеет ничего общего с монотеистическим бесчестием, которое ведет к разрушительному нигилизму». Мексиканский писатель Октавио Пас назвал монотеизм «одной из величайших катастроф человечества». Наконец, даже Лев Николаевич Толстой в период своих религиозных исканий высказал следующую радикальную мысль: «Бог какой-то странный — дикий, получеловек, получудовище, по прихоти сотворил мир, какой ему хотелось, и человека, какого ему хотелось, и все приговаривал, что хорошо… Но вышло все очень нехорошо. Человек попал под проклятие и все его потомство».