Читать «Сокровище алхимиков» онлайн - страница 92

Жак Садуль

Напротив, если эта дата рождения является ошибочной, как склонен думать и я, и если Филалет стал известен уже в царствование Карла I, то весьма возможно и даже более чем вероятно, что именно он в 1618 году нанес визит ван Гельмонту, а затем, гораздо позже, явился — вернее, послал одного из своих слуг — к Гельвецию с целью обратить того в алхимическую веру.

Мы еще вернемся к этому вопросу и постараемся доказать наше утверждение, но сначала нужно. проследить за путешествиями адепта за пределами Европы. Из надежного источника мы узнаем, что Филалет какое-то время провел в Северной Америке. Это путешествие, которое он совершил в юности, является одним из самых достовёрных с исторической точки зрения событий его жизни, поскольку сразу после прибытия на заокеанский континент он сблизился с аптекарем Старки, вписавшим свое имя в историю фармакологии благодаря изобретению скипидарного мыла, которое применяется и в наши дни. Филалет поселился у него, в доме и часто пользовался лабораторией, где создал в присутствии аптекаря и его сына Джорджа довольно много золота и серебра. Несколько раз он дарил им часть полученым таким образом герметического металла. Когда сын Старки перебрался на жительство в Англию, он издал книгу, в которой рассказал о знакомстве с Филалетом и о необыкновенных трансмутациях, совершенных на его глазах. Он не говорит, почему адепт покинул их семейную обитель; вероятно, Филалет опасался долго задерживаться на одном месте, поскольку слава создателя золота следовала за ним по пятам.

Помимо этого свидетельства в нашем распоряжении рассказ доктора Майкла Фаустиса, который издал «Открытый вход в закрытый дворец Короля». Он завязал знакомство е несколькими англичанами, которые либо встречались с Филалетом в Америке, либо состояли с ним в переписке, Среди последних оказался и Роберт Бойль. Он был отнюдь не исключением: многие ученые в течение почти сорока лет относились к Филалету чрезвычайно серьезно. Исаак Ньютон не расставался с книгой «Открытый вход в закрытый Дворец Короля» и принадлежавший ему экземпляр (проданный за очень внушительную сумму на аукционе 1936 года) на каждой странице был испещрен его пометками. Он сам и Бойль были настолько убеждены в реальности алхимии, что внесли в парламент проект закона, запрещавшего распространение сведений о трансмутации, так как это могло привести к падению стоимости золота!

После поездки в английскую Америку следы Филалета на несколько лет теряются; если верить Георгу Морхофу, он будто бы отправился в Восточную Индию, где совершил несколько публичных проекций; но мне не удалось найти этому подтверждения. Зато дату его возвращения в Европу можно установить с почти полной достоверностью: в 1666 году в Амстердаме он поручил Иоганну Ланге перевести на латинский язык первоначальную английскую. версию своего трактата «Открытый вход в закрытый дворец Короля». Это сочинение было издано под названием «Itroitus apertum ad occlusum Regis palatium». В том же 1666 году неизвестный адепт посетил Гельвеция в Гааге — городе, который находится совсем недалеко от Амстердама. Как мы помним, по ходу беседы с врачом принца Оранского адепт сказал, что в шкатулке из слоновой кости у него имеется такое количество философского камня, которого достаточно, чтобы произвести трансмутацию в золото сорока тысяч фунтов свинца. Кстати говоря, такое же заявление сделал неизвестный гость ван Гельмонта, и это еще одно доказательство необыкновенной трансмутационной силы, присущей порошку Филалета. Поскольку, изучая жизнь различных алхимиков, мы уже убедились, как трудно создать философский камень и сколь немногим адептам это удалось, мне кажется совершенно невероятным, чтобы в тогдашней Европе могло оказаться три или четыре герметических философа, обладавших столь совершенным порош-ком. Мне представляется куда более правдоподобным, что был только один, единственный в своем роде адепт, достигший вершин познания, и это был Филалет — именно он в молодости нанес визит ван Гельмонту, затем, много позже, вернувшись из Америки, посетил Гельвеция, и, наконец, воспользовался случаем, чтобы обратить в алхимическую веру Беригарда Пизанского.